Владимир Маяковский и Смерть Поэта

Здесь можно говорить на темы, отдаленные от жизни и творчества Сергея Есенина или вообще с ним никак не связанные.

Модераторы: perpetum, Дмитрий_87, Юлия М., Света, Данита, Татьяна-76, Admin

Сообщение Радистка » 23:24:48, Среда 02 Январь 2008

Лиля Брик была потрясающе красивой женщиной, мне очень нравится третья фотография. :P
А на второй все вместе: Владимир Маяковский, Лиля Брик и Осип Брик - кстати Осип то вроде не ревновал Лилю к Маяковскому...
Я читала потрясающую книгу, к сожалению, забыла, не помню сейчас автора, но у меня записано, о Лиле Брик и её жизни, о её отношениях с людьми.
Меня поразило то, что она была очень обаятельной и всегда такой жизнерадостной, энергичной женщиной. Она была знакома со многими известными поэтами, писателями, художниками, и для каждого её дом был всегда открыт.
Поищу - у меня точно записано название и автор этой книги.
Еще как-то узнала, что Лиля Брик была знакома с потом уже будущей писательницей Дарьей Донцовой!!! :shock:
Изображение
Аватар пользователя
Радистка
Профи
 
Сообщений: 1768
Зарегистрирован: 12:09:11, Пятница 13 Апрель 2007
Откуда: Москва

Сообщение Ольга Сергевна » 09:50:20, Четверг 03 Январь 2008

АЙСЕДОРА писал(а):Он приходил в ярость от ее непостоянства и часто говорил о самоубийстве...

Цитаты? Факты? Доказательства?


АЙСЕДОРА писал(а):Парадокс... :shock:

Чем меньше мужчину мы любим, тем больше нравимся ему... :lol:
Ольга Сергевна
Супер-Профи
 
Сообщений: 2574
Зарегистрирован: 11:27:11, Среда 30 Август 2006

Сообщение Ольга Сергевна » 09:57:49, Четверг 03 Январь 2008

Le-na писал(а):Еще как-то узнала, что Лиля Брик была знакома с потом уже будущей писательницей Дарьей Донцовой!!! :shock:


Донцова - зашибательница бабла, а не писательница
Ольга Сергевна
Супер-Профи
 
Сообщений: 2574
Зарегистрирован: 11:27:11, Среда 30 Август 2006

Сообщение АЙСЕДОРА » 13:44:05, Четверг 03 Январь 2008

Ольга Сергевна писал(а):Цитаты? Факты? Доказательства?

Доказательства? Пожалуйста, Оля :wink: :
В 1916 году Маяковский сделал первую попытку застрелиться. Он позвонил Лиле рано утром и сказал: "Я стреляюсь, прощай, Лилик". Брик закричала в трубку: "Подожди меня" и немедленно поехала к нему. "Маяковский открыл мне дверь, - писала потом Лиля Брик в воспоминаниях, - на его столе лежал пистолет. Он сказал: " Стрелялся - осечка, второй раз не решился, ждал тебя""
Любовь, которая боится препятствий, - не любовь.
Д. Голсуорси
Аватар пользователя
АЙСЕДОРА
Профи
 
Сообщений: 1937
Зарегистрирован: 13:07:14, Суббота 07 Апрель 2007
Откуда: Россия; Краснодар

Сообщение Ольга Сергевна » 14:26:59, Четверг 03 Январь 2008

Из этих слов не вытекает, что он хотел застрелиться из-за ее "нелюбви", и уж тем более, что он "часто приходил в ярость от ее непостоянства и часто говорил о самоубийстве"... :roll:
Ольга Сергевна
Супер-Профи
 
Сообщений: 2574
Зарегистрирован: 11:27:11, Среда 30 Август 2006

Сообщение Nika » 17:41:07, Четверг 03 Январь 2008

Опять про Лилю заговорили! :shock: :twisted: Мальвин, уж кем-кем, а глупой дурочкой она точно не была! Скорее совсем наоборот. Ни одна муза ни одного другого великого поэта не вызывает столько противоположных чувств - кому-то она импонирует, кого-то раздражает... :twisted: Но если уж сам ВВМ в нее ТАК влюбился, значит, в ней, наверно, было что-то такое... :twisted:
Аватар пользователя
Nika
Супер-Профи
 
Сообщений: 4405
Зарегистрирован: 22:35:52, Вторник 25 Июль 2006
Откуда: Москва

Сообщение Радистка » 22:43:30, Четверг 03 Январь 2008

Ольга Сергевна писал(а):
Le-na писал(а):Еще как-то узнала, что Лиля Брик была знакома с потом уже будущей писательницей Дарьей Донцовой!!! :shock:


Донцова - зашибательница бабла, а не писательница

ну да, просто как мне ее еще то назвать...
Изображение
Аватар пользователя
Радистка
Профи
 
Сообщений: 1768
Зарегистрирован: 12:09:11, Пятница 13 Апрель 2007
Откуда: Москва

Сообщение АЙСЕДОРА » 14:14:04, Пятница 04 Январь 2008

Nika писал(а):Опять про Лилю заговорили! :shock: :twisted: Мальвин, уж кем-кем, а глупой дурочкой она точно не была! Скорее совсем наоборот. Ни одна муза ни одного другого великого поэта не вызывает столько противоположных чувств - кому-то она импонирует, кого-то раздражает... :twisted: Но если уж сам ВВМ в нее ТАК влюбился, значит, в ней, наверно, было что-то такое... :twisted:

Светик, :wink:, говоря о Лиле как о "глупой дурочке", я имею в виду то, что она не всегда человечно относилась к ВВМ, не всегда понимала его! А так она совсем не глупая, наоборот, умная женщина, которая влюбляла в себя всех мужчин подряд (причем каких мужчин -красивых, талантливых, элегантных :!: )! :shock: Роковая бабенка, в общем! :twisted: И именно в этом ее плюс! :shock:
Хотя я лично в ней ничего привлекательного не нахожу, обыкновенная "серенькая мышка с непривлекательной внешностью". Но если она пользовалась таким успехом среди мужчин, значит, она обладала каким-то шармом, обаянием, что ли... :roll:
Любовь, которая боится препятствий, - не любовь.
Д. Голсуорси
Аватар пользователя
АЙСЕДОРА
Профи
 
Сообщений: 1937
Зарегистрирован: 13:07:14, Суббота 07 Апрель 2007
Откуда: Россия; Краснодар

Сообщение Надя » 15:23:58, Среда 09 Январь 2008

Осип Брик Лилю не любил, потому и не ревновал, после смерти Маяковского, Брик вскоре начал жить с женщиной, которую кажется любил. Так вот наша Лиля подружилась с ней и они жили втроем.
По моему она сама не очень счастливая женщина...
О старинное дело борьбы за свободу!
Не знающее равных, исполненное страсти, доброе дело,
Суровая, беспощадная, нежная идея,
Бессмертная во все века, у всех племен, во всех странах!
Уолт Уитмен
Аватар пользователя
Надя
Профи
 
Сообщений: 1993
Зарегистрирован: 13:24:10, Среда 17 Январь 2007
Откуда: Москва

Сообщение АЙСЕДОРА » 22:08:22, Суббота 12 Январь 2008

Надя писал(а):Осип Брик Лилю не любил, потому и не ревновал, после смерти Маяковского, Брик вскоре начал жить с женщиной, которую кажется любил. Так вот наша Лиля подружилась с ней и они жили втроем.
По моему она сама не очень счастливая женщина...

Надюш, мнения могут расходиться... В частности - как у нас с тобой. Лично я не считаю, что она была несчастливой женщиной. У нее было много поклонников - да тот же Маяковский... А свою судьбу она выбрала сама.
Например - всем известно - у нее никогда не было детей после неудачного прерывания беременности. :( Ну это же надо закрутить шашни (прошу прощения за обывательское слово) с пианистом, который и не собирался на ней жениться, несмотря на то, что она ждала ребенка от него!!! :shock: Она сама виновата!!! Каждый человек сам кузнец своего счастья.
Сколько людей - столько и мнений. :roll: Я лишь высказала свое. Если по-вашему не права - не обижайтесь, пожалуйста... :wink:
Любовь, которая боится препятствий, - не любовь.
Д. Голсуорси
Аватар пользователя
АЙСЕДОРА
Профи
 
Сообщений: 1937
Зарегистрирован: 13:07:14, Суббота 07 Апрель 2007
Откуда: Россия; Краснодар

Сообщение Ольга Сергевна » 23:21:40, Суббота 12 Январь 2008

АЙСЕДОРА писал(а):Лично я не считаю, что она была несчастливой женщиной. У нее было много поклонников - да тот же Маяковский...


Не в этом счастье, Мальвиночка, не в этом...
Ольга Сергевна
Супер-Профи
 
Сообщений: 2574
Зарегистрирован: 11:27:11, Среда 30 Август 2006

Сообщение Taurus » 23:48:35, Суббота 12 Январь 2008

АЙСЕДОРА писал(а):Ну это же надо закрутить шашни (прошу прощения за обывательское слово) с пианистом, который и не собирался на ней жениться, несмотря на то, что она ждала ребенка от него!!! :shock: Она сама виновата!!!

Мальвинушка, на то это и жизнь, что никогда не знаешь, что будет ждать за поворотом.

АЙСЕДОРА писал(а): Каждый человек сам кузнец своего счастья.

С этим согласна, тока ведь и у мастеров случаются ошибки. Не каждый кузнец кует без огрехов)
"У жизни тяжелые кулаки. Это надо знать и твердо помнить.
А мы, как простачки-дурачки, не только отчаянно воем, когда она сворачивает нам челюсть, но еще и удивляемся."


(А.Мариенгоф)
Аватар пользователя
Taurus
Супер-Профи
 
Сообщений: 2623
Зарегистрирован: 10:14:11, Четверг 30 Ноябрь 2006
Откуда: Е-бург

Сообщение АЙСЕДОРА » 00:12:29, Воскресенье 13 Январь 2008

Оленька, Настюша, в чем-то вы все-таки правы... :wink: Признаю свои огрехи... :P
Но проследив жизненный путь именно Лили, ловишь себя на той мысли, что только она была кузнецом собственной судьбы... :roll:
Любовь, которая боится препятствий, - не любовь.
Д. Голсуорси
Аватар пользователя
АЙСЕДОРА
Профи
 
Сообщений: 1937
Зарегистрирован: 13:07:14, Суббота 07 Апрель 2007
Откуда: Россия; Краснодар

Сообщение Данита » 11:46:27, Пятница 11 Апрель 2008

Грустная сенсация.

Уходящий 2005 год в свои последние декабрьские дни был отмечен неожиданно вспыхнувшей в литературных кругах сенсацией, еще не ставшей достоянием широкой окололитературной общественности. Совсем недавно полностью и без купюр было опубликовано уголовное дело по расследованию самоубийства Владимира Маяковского. Эта публикация состоялась благодаря усилиям государственного музея классика советской поэзии.

Гласности были преданы и многочисленные неофициальные документы и воспоминания, так или иначе связанные с этим трагическим событием. Солидный том документов приоткрывает многолетнюю плотную завесу над тем, что творилось вокруг поэта накануне и после его гибели. В документах переплелось многое: и омерзительный образ того времени в лице негласных осведомителей и стукачей из среды самой творческой интеллигенции; и неприглядное поведение главной музы поэта Лили Брик, безжалостно расправившейся с частью эпистолярного наследия поэта; и корыстная подделка его завещания...

Утром 14 апреля 1930 года в Москве в Лубянском проезде в своей рабочей комнате застрелился Владимир Маяковский. Выходившая в то время в Ленинграде "Красная газета" с удивительной оперативностью поведала своим читателям горестную новость: "Сегодня в 10 часов 17 минут в своей рабочей комнате выстрелом из нагана в область сердца покончил с собой Владимир Маяковский. Прибывшая "Скорая помощь" нашла его уже мертвым". В последние дни В.В. Маяковский ничем не обнаруживал душевного разлада и ничто не предвещало катастрофы. В ночь на вчера, вопреки обыкновению, он не ночевал дома.

Вернулся домой в 7 час. утра. В течение дня он не выходил из комнаты. Ночь он провел дома. Сегодня утром он куда-то вышел и спустя короткое время возвратился в такси в сопровождении артистки МХАТа Х. Скоро из комнаты Маяковского раздался выстрел, вслед за которым выбежала артистка Х. Немедленно была вызвана карета "Скорой помощи", но еще до ее прибытия Маяковский скончался. Вбежавшие в комнату нашли Маяковского лежащим на полу с простреленной грудью. Покойный оставил две записки: одну - сестре, в которой передает ей деньги, и другую - друзьям, где пишет, что "он весьма хорошо знает, что самоубийство не является выходом, но иного способа у него нет".

Днем 14 апреля тело Маяковского было перевезено в квартиру поэта в Гендриковом переулке. В самой большой комнате этой квартиры была произведена операция по извлечению мозга поэта. После этой операции сотрудники Института мозга записали в медицинском акте, что мозг Маяковского сразу после его изъятия весил 1700 граммов. Но об этом в прессе тех лет ничего не сообщалось.

На следующий день после гибели Маяковского главная газета страны "Правда" поместила некролог. Под заголовком "Памяти друга" было напечатано: "Тяжелая личная катастрофа унесла от нас нашего близкого друга В.В. Маяковского, одного из крупнейших писателей-революционеров нашей эпохи. Для нас, знавших и любивших его, самоубийство и Маяковский несовместимы, и если самоубийство вообще не может быть в нашей среде оправдано, то с какими же словами гневного и горького укора должны мы обратиться к Маяковскому "..." Выстрел в сердце - ошибка, тягостная, непоправимая ошибка гигантского человека".

Своим читателям газета "Правда" сообщила: по факту гибели Маяковского было возбуждено уголовное дело. На страницах газеты также была размещена информация от следователя Сырцова, которому было поручено провести расследование: "Предварительные данные следствия указывают, что самоубийство вызвано причинами чисто личного порядка, не имеющими ничего общего с общественной и литературной деятельностью поэта.

Самоубийству предшествовала длительная болезнь, после которой поэт еще не оправился".


Уголовное дело, возбужденное в связи с гибелью Маяковского, после производства соответствующих следственных действий было прекращено. Следствием был достоверно установлен факт самоубийства поэта. Это уголовное дело было на долгие годы упрятано в спецархив. И только спустя десятилетия с материалами этого дела смог ознакомиться очень узкий круг специалистов.

Недавно опубликованные материалы уголовного дела стали доступны всем, кто изучает жизнь и творчество знаменитого советского поэта. Из этих материалов можно почерпнуть немало неприглядных фактов, которые скрывались или попросту считались неизвестными до самого последнего времени.

Лиля Брик, главная муза Маяковского, в день трагедии находилась за границей. Ее приятель Яков Агранов, который к тому же занимал должность начальника секретного отдела ОГПУ, опечатал архив погибшего поэта и, дождавшись прибытия Лили Брик в Москву на похороны, передал ей этот архив.

"Получив доступ к наследию, муза принялась уничтожать и сжигать в камине все, что ей было не по душе. Первым делом в огонь полетели письма поэта к последним музам поэта Татьяне Яковлевой и Веронике Полонской. Брик методично уничтожила бесценную документальную сердцевину трагедии, ведь именно роман с Полонской стал толчком к самоубийству. Поэт застрелился сразу после ссоры с Полонской, и та, убегая, услышала выстрел, кинулась назад в комнату - поэт уже агонизировал". Брик "почистила" и свою личную переписку с поэтом, что в немалой степени способствовало созданию на страницах книг рукотворного "идеального" мифа о великой любви.


Как известно, в газете "Правда" от 15 апреля 1930 года была опубликована копия предсмертной записки Маяковского, ставшей его завещанием: "...товарищ правительство моя семья это Лиля, Брик, мама, сестры и Вероника Витольдовна Полонская". Однако в подлиннике завещания между словами "Лиля" и "Брик" запятая не проставлена. Так благодаря всего лишь одной посмертной запятой среди наследников Маяковского появился муж Лили, Осип Брик, заполучивший немалую часть гонораров за массовые переиздания произведений классика советской поэзии.

Документы из уголовного дела и архива ОГПУ беспристрастно свидетельствуют о той тягостной атмосфере, которая сложилась вокруг Маяковского в последние годы его жизни. Буквально каждый шаг и каждое слово Маяковского фиксировались сексотами. Читая многочисленные донесения, подписанные оперативными псевдонимами "Арбузов", "Зевс", "Шорох", "Михайловский", нетрудно догадаться, что на самом деле эти гнусные бумаги составлялись самыми близкими людьми поэта.


Накануне самоубийства на Владимира Маяковского свалилось немало личных бед и творческих проблем. Это и надвигающаяся холодная опала, и злобные оскорбительные выпады "передовой молодежи", и всепоглощающий творческий кризис, и проблемы со здоровьем. К этому следует добавить и одиночество, и неблагополучие в личной жизни, и предательство близких... О причинах трагедии поэта искренне поведал Исаак Бабель: "Поймите, мы все в этом виноваты. Все люди, которые его любили по- настоящему. Его нужно было обнять, может быть, поцеловать, сказать, как мы его любим. Просто, по-человечески пожалеть его. А мы этого не делали. Мы стеснялись быть сентиментальными. Мы обращались с ним как с бронзовым. Уже как с памятником. А он был самый обыкновенный человек.
Подверженный простудам. Вечно в гриппу. Со слабыми нервами..."
Опубликованные в декабре 2005 года следственные и другие архивные документы подтверждают справедливость этих слов.

Виктор Игнатенко
30.12.2005
© Восточно-Сибирская правда

========
Аватар пользователя
Данита
Супер-Профи
 
Сообщений: 6400
Зарегистрирован: 17:14:58, Четверг 02 Март 2006

Сообщение Данита » 11:47:34, Пятница 11 Апрель 2008

Особая папка Леонида Млечина

Смерть Маяковского. Документальные свидетельства очевидцев
Разговоры о том, что Сергей Есенин не повесился, а был повешен, ходили давно. А телевизионный сериал придал этой версии зримость. Между тем проведенная уже в наши дни профессиональная и всеобъемлющая экспертиза категорически опровергает версию насильственной смерти: поэт повесился сам, без чужой помощи. Но вот еще одна трагическая судьба. Есть люди, которые уверены, что и Владимир Маяковский не по своей воле покинул сей мир, он якобы вовсе не покончил с собой, а был убит чекистами. Многим эта версия представляется более чем убедительной. Но теперь мы располагаем всеми документами, относящимися к его смерти.


Государственный музей поэта выпустил огромный том «Следственное дело В. В. Маяковского». В нем документы и воспоминания современников. Книгу подготовила Светлана Ефимовна Стрижнева, которая руководит музеем с 1981 года. В книге материалы, связанные с самоубийством Маяковского, которые хранились в фонде Ежова, в архиве Политбюро (6-й сектор общего отдела ЦК КПСС). Наконец все эти материалы собраны под одной обложкой.


Показания свидетелей.

14 апреля 1930 года Вероника Витольдовна Полонская, актриса 1-го Московского художественного академического театра, давала показания следователю милиции. Она описала, как утром того же дня пришла к Маяковскому на квартиру.

Из показаний Вероники Полонской: «Это было около десяти часов утра. Я не раздевалась, он разделся; я села на диван, он сел на ковер, который был постлан на полу у моих ног, и просил меня, чтобы я с ним осталась жить хотя бы на одну-две недели. Я ему ответила, что это невозможно, так как я его не люблю... Я собралась уходить в театр на репетицию. Маяковский заявил, что провожать не поедет, и спросил у меня, есть ли деньги на такси. Я ответила – нет. Он мне дал десять рублей, которые я взяла, простился со мной, пожал мне руку. Я вышла за дверь его комнаты. Он остался. В это время раздался выстрел в его комнате, и я сразу поняла, в чем дело, но не решалась войти, стала кричать. На крики выбежали квартирные соседи, и мы вошли в комнату. Маяковский лежал на полу с распростертыми руками и ногами с ранением в груди. Подойдя к нему, спросила, что вы сделали, но он ничего не ответил. Я стала плакать, кричать и что было дальше, не помню...»

Маяковский с Вероникой Полонской познакомился за год до смерти, в апреле двадцать девятого. Полонская была замужем за молодым актером Михаилом Михайловичем Яншиным. Они играли в одном театре. После смерти поэта допросили и Яншина. Он отрицал измену жены.

Из показаний Михаила Яншина: «Были случаи, когда я был занят на спектаклях и моя жена ходила в кино или в тот же ресторан вместе с Владимиром Владимировичем. Были случаи, когда и на квартире у Владимира Владимировича моя жена встречалась с ним без меня из-за моей занятости, но у меня и мыслей не было никаких предосудительных».

Современники, впрочем, скептически относились к великодушию мужа-рогоносца. Писатель Виктор Ардов, который хорошо знал нравы театральной и литературной Москвы, рассказывал: «Яншин и сам был небезгрешен. А главное – вел себя в романе жены с Маяковским чересчур терпеливо, ибо из тщеславия хотел показываться в обществе знаменитого поэта».

Но на первом допросе Полонская тоже все отрицала: «За все время знакомства с Маяковским в половой связи с ним не была, хотя он все время настаивал, но этого я не хотела. Причина самоубийства Маяковского мне не известна, но надо полагать, что главным образом послужил мой отказ во взаимности, так же как и неуспех его произведения «Баня» и нервное болезненное состояние».

Через много лет после смерти поэта Полонская будет куда откровеннее: «Я была беременна от него. Делала аборт, на меня это очень подействовало психически, так как я устала от лжи и двойной жизни, а тут меня навещал в больнице Яншин. Опять приходилось лгать. Было мучительно. После операции, которая прошла не совсем благополучно, у меня появилась страшная апатия к жизни вообще и, главное, какое-то отвращение к физическим отношениям. Владимир Владимирович с этим никак не мог примириться. Его очень мучило мое физическое равнодушие. На этой почве возникало много ссор, тяжелых, мучительных, глупых... Я считаю, что я и наши взаимоотношения являлись для него как бы соломинкою, за которую он хотел ухватиться...»

В деле о самоубийстве Маяковского найдено донесение агента оперативного отдела Объединенного государственного политического управления, так тогда называлось ведомство госбезопасности. Оперотдел занимался обысками, арестами и наружным наблюдением.
Из донесений агента ОГПУ: «Во время поездки за границу в 1929 году поэт Маяковский познакомился в Париже с Яковлевой Татьяной Алексеевной, которая в 1925 году уехала во Францию к своей бабушке. Маяковский по возвращении из заграницы рассказывал некоторым своим друзьям, что в лице Яковлевой он впервые нашел женщину, оказавшуюся ему по плечу. Он рассказывал о своей любви к ней».

Свидетельницей их бурного романа была обосновавшаяся в Париже Эльза Триоле, сестра Лили Брик и жена французского писателя-коммуниста Арагона.

Из воспоминаний Эльзы Триоле: «Татьяна Яковлева не хотела ехать в Москву, – рассказывала Эльза Триоле. – Трудному Маяковскому в трудной Москве она предпочитала легкое благополучие с французским мужем из хорошей семьи, и во время романа с Маяковским продолжала поддерживать отношения со своим будущим мужем. Она недооценивала любовь Маяковского...»

Маяковский всегда пользовался успехом у женщин. Кто бы мог предположить, что и его преследовали неудачи? Женщины охотно увлекались им, но не соглашались на более серьезные отношения. Им было достаточно короткого романа с известным поэтом и щедрым мужчиной. А он влюблялся по уши и требовал того же от женщины.
Так что же, Маяковский покончил с собой из-за любовных неудач, не выдержал тягостной сцены, когда любимая женщина в буквальном смысле уходит? Но почему в этой истории незримо присутствуют политическая власть и госбезопасность?


Чекисты и поэт.

На квартиру № 12 по Лубянскому проезду, дом 3, приехали начальник секретно-политического отдела ОГПУ Яков Саулович Агранов, руководители оперативного отдела ОГПУ, а также начальник отделения контрразведывательного отдела Семен Григорьевич Гендин, который со временем станет начальником военной разведки.
Известный в ту пору литературный критик Корнелий Зелинской застал Агранова у тела Маяковского: Зелинский – об Агранове: «В его манере было нечто вкрадчивое, спокойное и заставляющее настораживаться. Тонкие и красивые губы Якова Сауловича всегда змеились не то насмешливой, не то вопрошающей улыбкой. Умный был человек».

Агранов начал службу в ВЧК в мае 1919 года особоуполномоченным особого отдела – это военная контрразведка. В 1923 году его утвердили заместителем начальника секретного отдела ОГПУ – это борьба с «антисоветскими элементами», в 1929-м он стал начальником отдела.
Агранов считался чекистом-интеллектуалом. Когда в 1922 году Ленин приказал выставить из страны «контрреволюционных» ученых, он просил Дзержинского поручить это дело толковому чекисту. Поручили Агранову. Ленин к Агранову благоволил.

Появление высокопоставленного чекиста Агранова в квартире Маяковского и послужило основанием для предположений о том, что Агранов руководил «операцией по уничтожению Маяковского». Агранов занимался похоронами поэта, потому что якобы должен был замести какие-то следы... Но какие?
Художница Елизавета Лавинская видела в руках Агранова снимок мертвого Маяковского. Не тот, который всем известен, а совсем другой: «Распростертый, как распятый, на полу, с раскинутыми руками и ногами и широко раскрытым в отчаянном крике ртом».
Снимок этот теперь опубликован. Самоубийство тоже сопровождается болью, страданием, так что последние секунды жизни Маяковского были ужасны. Скрывали эту фотографию не потому, что хотели спрятать концы в воду, а потому что поэту-коммунисту и после смерти полагалось выглядеть достойно.

Вот еще один вопрос: почему Маяковскому прислали с Лубянки пистолет? Говорят: «Это было приглашением к самоубийству. Ему пистолет был не положен». Очень даже положен. В те времена, после Гражданской войны, очень многие имели разрешение на оружие. Их стали отбирать позже, когда начался массовый террор.
«Владимир Владимирович, – рассказывала Вероника Полонская, – всегда носил при себе заряженный револьвер. Он рассказал, что однажды какой-то сумасшедший в него стрелял. Это произвело на Маяковского такое сильное впечатление, что с тех пор он всегда ходит с оружием».

Присылать пистолет как приглашение к самоубийству – это уж очень романно. В чекистском ведомстве всегда действовали самым простым образом – сажали, судили, отправляли в лагерь, расстреливали, на худой конец проламывали голову ледорубом, как Троцкому. Зачем сложные-то пути искать, когда столько простых? Не стоит переоценивать внимание властей к Маяковскому. На литературно-политическом ландшафте тех лет были другие лица, в большей степени интересовавшие хозяев Старой площади и Лубянки. В тридцатом году Владимир Маяковский вовсе не слыл поэтом номер один. «Лучшим и талантливейшим» Сталин прикажет считать его через несколько лет после смерти. «А что если чаи с чекистами были отнюдь не безвредными? – задается вопросом один из авторов версии об убийстве Маяковского. – Похоже, что плохое физическое самочувствие поэта было вызвано каким-то отнюдь не безвредным средством, которое нетрудно было подсыпать в еду таким мастерам этого дела, как Яков Агранов».


Агранов действительно был мастером своего дела, но другого. Он принял участие в убийстве множества людей, но опосредованно, подписывая приказы, а не стреляя или подсыпая яд. Он был одним из руководителей ОГПУ, доверенным человеком Сталина, а вовсе не агентом-оперативником, которого отправляют на «мокрое дело».
Нет никаких оснований утверждать, что в тридцатые годы чекисты использовали психотропные средства. Эффективных средств такого типа тогда еще не было. Эта отрасль прикладной химии появилась после того, как в 1942 году один швейцарский химик синтезировал препарат ЛСД.

Вот еще основание для подозрений: «Размер депрессии Маяковского не соответствовал масштабу происходящего».
Вообще говоря, депрессия как таковая свидетельствует о том, что организм человека не способен адекватно реагировать на обстоятельства жизни, это болезненная реакция.

Нужно ли говорить, что поэты – самый ранимый род людей. То, что со стороны кажется малозначительным, для них трагедия вселенских масштабов.

Из воспоминаний Лили Брик: «В Маяковском, – рассказывала Лиля Брик, – была исступленная любовь к жизни, ко всем ее проявлениям – к революции, к искусству, к работе, к женщинам, к азарту, к воздуху, которым он дышал. Его удивительная энергия преодолевала все препятствия. Но он знал, что не сможет победить старость, и с болезненным ужасом ждал ее с самых молодых лет. Как часто я слышала от Маяковского слова: «Застрелюсь, покончу с собой, тридцать пять лет – старость! До тридцати лет доживу. Дальше не стану». Сколько раз я мучительно старалась убедить его в том, что ему старость не страшна, что он не балерина...»


Критика наотмашь.

Но страх старости или любовные неудачи, возможно, не привели бы к роковому выстрелу, если бы не те оскорбления, которые испытал Маяковской в последние месяцы его жизни.
В этом смысле можно говорить о доведении до самоубийства. Такой была атмосфера общества, в которой уничтожалось все талантливое и неординарное.

В подкрепление своих слов позволю себе сослаться на свидетельство очевидца. На записки моего дедушки – Владимира Михайловича Млечина, театрального критика, в ту пору ответственного секретаря «Вечерней Москвы», который знал Маяковского и оставил мне свои воспоминания.

Из воспоминаний В. М. Млечина: С Маяковским я познакомился в издательстве «Молодая гвардия». Был день, даже почти сутки, которые мне довелось провести в его обществе. Из моей памяти ни день этот, ни вечер, ни тем более ночь, ночь последней беседы с Владимиром Владимировичем, изгладиться никогда не смогут.
Вечером этого памятного дня мне предстояло вступительным словом о пьесе Маяковского «Баня», поставленной театром Мейерхольда, открыть диспут в Доме печати. После просмотра «Бани» над Маяковским пронесся критический ураган в двенадцать баллов.
Наиболее резко выступила «Рабочая газета»: «Его издевательское отношение к нашей действительности, в которой он не видит никого, кроме безграмотных болтунов, самовлюбленных бюрократов и примазавшихся, – весьма показательно».

Сказать такое о поэте было оскорбительно и недостойно. Но манера залезать в души людей, ставить под сомнение их искренность по тем временам, к сожалению, было делом довольно обычным, и люди писали подобное, не ведая что творят. Деликатность вообще была не в моде.

Не пощадила Маяковского и «Комсомольская правда»: «Продукция у Маяковского на этот раз вышла действительно плохая, и удивительно, как это случилось, что театр имени Мейерхольда польстился на эту продукцию».

Эти оценки были результатом недопонимания Маяковского, который воспринимался лишь как главарь одного из борющихся литературных течений. К тому же он не был членом партии, а всего лишь, как говорили тогда, «попутчиком».

Я ощутил необыкновенно болезненную реакцию Владимира Владимировича на критику пьесы, хотя кто-кто, а он, казалось, привык к таким разносам и разгромам. Но таково уж, видимо, было настроение Владимира Владимировича в те дни, такова была степень его ранимости, которую обычно он умел великолепно прикрывать острой шуткой, едкой репликой, а то и явной бравадой. Маяковский был явно угнетен и подавлен.

Я долго не мог отделаться от чувства тревоги, как я был уверен, беспричинной. В конце концов, не так близко знал я Маяковского, не знал бремени обрушившихся на него бед и не мог постичь неимоверной боли, которая уже не дни, а, наверное, недели и месяцы точила сердце поэта.

Да и весь привычный облик Маяковского, всегда собранного, всегда настроенного как бы воинственно, агрессивно, не вязался с мыслью о назревающей, если уже не вполне созревшей трагедии. Сразу после выступления Маяковский шепнул мне:

– Поедем отсюда.

Я спустился в вестибюль, и мы вышли на улицу. Маяковский был сумрачен и молчалив. Шел двенадцатый час ночи. Маяковский махнул проезжавшему свободному извозчику. Мы сели.

– Может, в «Националь»? – спросил я, полагая, что Маяковский хочет поиграть на бильярде.

– Нет уж, давайте в «Кружок».

Так в обиходе московской литературно-театральной богемы именовался Клуб мастеров искусств в Старопименовском переулке. В клубе в тот вечер не было ничего, что могло бы заинтересовать Маяковского. Я подумал, что он хочет поужинать, поиграть на бильярде – ради этого, собственно, и ездили в «Кружок»: здесь был отличный и сравнительно недорогой ресторан, хорошие бильярдные пирамидки и приветливый маркер Захар, который знал всех посетителей и отлично их обслуживал. Но мы не ужинали. Не играли.
– Давайте посидим где-нибудь, поболтаем.

Устроились в коридорчике, который вел к ресторану. Дважды, может быть, трижды подходил к нам официант, предлагая поесть, потом сообщая о предстоящем закрытии кухни. Маяковский благодарил, но в ресторан не пошел.

Мы приехали не позже двенадцати. Мы ушли последними, когда клуб закрывался, стало быть, не ранее четырех часов утра. О чем же мы говорили целых четыре часа? И почему Маяковский выбрал в собеседники именно меня – далеко не самого близкого к нему человека? В тот памятный день в редакции «Вечерней Москвы» для обсуждения пьесы и мейерхольдовской постановки собралась рабочая бригада. Значительная часть этой бригады состояла из студентов, в частности ГИТИСа. Впрочем, было и несколько заводских рабочих. Время от времени газета приглашала бригаду на общественные просмотры, затем устраивала обсуждение.

После просмотра «Бани» хор негодующих был яростным, стройным, а голоса защитников звучали неуверенно, даже робко.
Если говорить о «Бане», то лишь один критик после ее появления заговорил о «театре Маяковского». Мне же казалось тогда, что его пьесы, включая «Баню», носят преходящий характер, безотносительно к достоинствам, которые я видел и гласно признавал. «Баню» я счел произведением талантливым, самобытным, но в чем-то незавершенным, не нашедшим, вдобавок, полноценного, адекватного сценического воплощения.

Перед началом совещания в «Вечерней Москве» мне пришлось отлучиться. Вернувшись, я увидел такую картину: Маяковский стоял в коридоре, прислонившись к притолоке у двери комнаты, где происходило совещание, и слушал, явно не желая показываться собравшимся.

По голосу я узнал критика, который нередко выступал на страницах «Вечерней Москвы». Он критиковал пьесу и спектакль аргументированно и довольно едко. Маяковский буквально серел, но пресекал всякие мои попытки войти в комнату и вмешаться в ход обсуждения.

Казалось, Маяковский уже привык к таким критическим тайфунам, по сравнению с которыми эта речь старого театрала могла показаться благодушной.

Когда возвращаешься мысленно к той далекой поре, кажутся непостижимыми равнодушие, слепота и глухота, которые овладели людьми, знавшими поэта близко, его друзьями и соратниками.
На открытии Клуба мастеров искусств я впервые услышал, как Маяковский читал вступление к поэме «Во весь голос». Обстановка была парадная, банкетная, легкомысленная. Собравшиеся сидели за столиками. Самые прославленные представители различных муз соревновались в умении развлекать узкий круг (зал маленький, от силы полтораста человек) изощренных ценителей.

На полукапустническом фоне стихи Маяковского резанули по сердцу. «Наших дней изучая потемки...» Какие потемки? Это кому же темно в светлые дни ликвидации кулачества как класса и всеобщей победы, одержанной Российской ассоциацией пролетарских писателей над иноверцами, в том числе над самим неукротимым Маяковским? Меня поразили глубокое беспокойство, невысказанная боль, охватившие сердце поэта. Он обращался к потомкам, потому что отчаялся услышать отклик современников. Как можно было пройти мимо его трагической настроенности?! Когда на последней ноте замер голос чтеца и отзвучала неслыханная в этом зале тишина, когда отгремели аплодисменты, вдруг за одним из столиков раздался до противности рассудительный голос:

– Маяковский пробует эпатировать нас, как некогда эпатировал петроградских курсисток.

Говорил директор крупного московского театра, известный своей военной выправкой и познаниями в теории пулеметной стрельбы...»


Травля.

Из воспоминаний В. М. Млечина: Я не мог не заметить особой сосредоточенности, пожалуй, угрюмости Маяковского. И все же я не задал себе естественного вопроса: почему это вдруг Владимиру Владимировичу захотелось сидеть в мрачноватом

коридорчике, «сумерничать» со мной наедине, когда он привык к многолюдью, оживлению, шуму? Чувство глубокой горечи, недоумения, можно сказать, обиды слышалось едва ли не в каждой фразе, в каждом жесте, даже в междометиях Маяковского. Нельзя забыть и ощущения растерянности, которая явно владела им в тот день и так не вязалась с его обликом человека всегда собранного, уверенно шагавшего по своей земле, уверенно беседовавшего со своим читателем, бросавшегося в смелую атаку против своих недругов.
Маяковский спросил меня, почему «Вечерняя Москва» вопреки


обычаю откликаться на премьеры на следующий же день до сих пор не выступила. Я сказал откровенно, что в редакции нет единодушия в оценке спектакля.

– Но в редакции же есть статья о «Бане»?

– Кто вам сказал об этом? – ответил я вопросом.

– Ну, в редакциях секреты не хранятся. Так почему вашу статью не печатают?

Я ответил, что моя статья не очень удалась и товарищам показалась расплывчатой.

– То есть недостаточно резкой? Товарищи боятся не попасть в тон разгромным статейкам «Рабочей газеты» и «Комсомолки»? Скажите, чем объясняется это поветрие? Вы можете вспомнить, чтобы так злобно писали о какой-либо пьесе?

О «Днях Турбиных», даже о «Зойкиной квартире» не писали в таком разносном тоне. И все – как по команде.

Что это – директива? Я попытался убедить Владимира Владимировича в том, что никакой директивы нет и быть не может, что рецензии – результат неблагоприятного настроения, сложившегося на премьере, что пьеса трудна для понимания, что Мейерхольд не проявил свойственной ему изобретательности...

– Да при чем тут Мейерхольд! – прервал меня Маяковский. – Удар наносится по мне – сосредоточенный, злобный, организованный. Непристойные рецензии – результат организованной кампании.

– Организованной? – удивился я.

– Кем? Кто заинтересован в такой кампании против вас?

Маяковский говорил даже о травле. Он утверждал, что этот поход против него стал особенно яростным в связи с выставкой, которую он организовал к двадцатилетию своей литературной деятельности.

– С восемнадцатого года меня так не поносили. После первой постановки «Мистерии-буфф» в Петрограде писали: «Маяковский продался большевикам».

Я сделал попытку перевести беседу в юмористический план:
– Так чего вам сокрушаться, Владимир Владимирович? Ругались прежде, кроют теперь...

– Как же вы не понимаете разницы! Теперь меня клеймят со страниц родных мне газет!

– Но все-таки к вам хорошо относятся, – попробовал я возразить.

– Кто?

– Например, Анатолий Васильевич Луначарский сказал мне, что в ЦК партии вас поддержали, когда возник вопрос об издании вашего собрания сочинений.

– Да, Луначарский мне помогал. Но с тех пор много воды утекло».
Почему не пришел Сталин?

Из воспоминаний В. М. Млечина: «Маяковский был уверен, что враждебные ему силы находят у кого-то серьезную поддержку. Только этим можно объяснить и то, что никто из официальных лиц не пришел на его выставку, что все литературное начальство было представлено одним Александром Фадеевым, что на выставку не откликнулись большие газеты, а журнал РАПП «На литературном посту» устроил ему «очередной разнос».

– А почему эту разносную статью перепечатала «Правда»? Что это означает? Булавочные уколы, пустяки? Нет, это кампания, это директива! Только чья, не знаю.

– Вы думаете, «Правда» действовала по директиве? – переспросил я.

– А вы полагаете, что по наитию, по воле святого духа? Нет, дорогой.

В словах Маяковского звучала глубокая тоска. И слова эти меня очень удивили. Я знал, что на выставке бывало много народа, что у Маяковского много друзей, последователей, целая литературная школа. Все это я с большой наивностью и высказал.

– Друзья? Может, и были друзья. Но где они? Кого вы сегодня видели в Доме печати? Есть у меня друзья – Брики. Они далеко. В сущности, я один, тезка, совсем один...

Мне стало не по себе. Я не понимал, что выставка «За двадцать лет» для Маяковского – итог всей трудной жизни и он вправе, именно вправе, ждать признания от высших органов государственной власти.
И я задал вопрос, который Маяковскому, вероятно, показался если не бестактным, то весьма наивным: – Чего же вы ждали, Владимир Владимирович? Что на выставку придут Сталин, Ворошилов? Ответ последовал вполне для меня неожиданный:

– А почему бы им и не прийти? Отметить работу революционного поэта – обязанность руководителей советского государства. Или поэзия, литература – дело второго сорта? Сталин принимает рапповцев, без них ничего существенного не делается...

Что я мог сказать Маяковскому? Я не знал, как относятся к нему руководящие деятели партии тех лет, в частности Сталин. И, главное, я вовсе не был уверен в том, что Владимир Владимирович прав и государственные деятели обязаны оказывать внимание поэту.

Я лишь пытался убедить Маяковского, что невнимание к его выставке, если оно и было проявлено, не выражение чьей-то индивидуальной злой воли, тем более – не организованный акт, а случайное стечение обстоятельств, значение которых он преувеличивает...

...Мы вышли во двор. Светало. Мы отправились к Малой Дмитровке. На углу стояли извозчики.

– Поедем, – предложил я Владимиру Владимировичу.

– Нет, я, пожалуй, пройдусь пешком.

Больше я Маяковского не видел.

Утром 14 апреля мне домой позвонил сотрудник «Вечерней Москвы»:
– Маяковский застрелился».



Совместный проект газеты «Вечерняя Москва» и телеканала ТВЦ
Аватар пользователя
Данита
Супер-Профи
 
Сообщений: 6400
Зарегистрирован: 17:14:58, Четверг 02 Март 2006

Пред.След.

Вернуться в Стойло Пегаса

Кто сейчас на форуме

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 18

cron