Этой грусти теперь не рассыпать
Звонким смехом далеких лет.
Отцвела моя белая липа,
Отзвенел соловьиный рассвет.
Для меня было все тогда новым,
Много в сердце теснилось чувств,
А теперь даже нежное слово
Горьким плодом срывается с уст.
И знакомые взору просторы
Уж не так под луной хороши.
Буераки... пеньки... косогоры
Обпечалили русскую ширь.
Нездоровое, хилое, низкое,
Водянистая, серая гладь.
Это все мне родное и близкое,
От чего так легко зарыдать.
Покосившаяся избенка,
Плач овцы, и вдали на ветру
Машет тощим хвостом лошаденка,
Заглядевшись в неласковый пруд.
Это все, что зовем мы родиной,
Это все, отчего на ней
Пьют и плачут в одно с непогодиной,
Дожидаясь улыбчивых дней.
Потому никому не рассыпать
Эту грусть смехом ранних лет.
Отцвела моя белая липа,
Отзвенел соловьиный рассвет.
1924
Когда я несколько раз читал это стихотворение, вот, думал, наконец, у Есенина нашлось простое и ясное стихотворение с одним простым планом, без всяких подвохов и наворотов. Оно настолько простое и понятное, что невольно вспоминались упреки в адрес Есенина - дескать, начал выдыхаться поэт, вот раньше писал стихи, так стихи, а теперь не то… Нет той былой хватки, от которой все приходили в восторг. Где снятая шляпа? где улыбка? куда делось движение? Не иначе, как спиваться и сдуваться начал Есенин. Ну и т.д. и т.п. Но вот посмотрел танец Маргариты Дробязко и Андрея Чернышева и мое мнение изменилось. Ссылка на сам танец есть в теме "Танцы на поэзию Есенина". Этот танец показал, что я сильно ошибался. Снял здесь свою шляпу Есенин и даже помахал ей и улыбнуться сумел - улыбкой ласковой и доброй, и страдальца пожурил, как следует, и наставил его на путь истинный. Если найдутся желающие, давайте обсудим это стихотворение.