Модераторы: perpetum, Дмитрий_87, Юлия М., Света, Данита, Татьяна-76, Admin
Позже, когда кто-то играл сонату Бетховена, он ворвался туда с дикими глазами и взъерошенными золотыми волосами и заорал по-русски:«Банда надутых рыб, грязные половики для саней, протухшие утробы, солдатское пойло, вы разбудили меня!»
И, схватив канделябр, он швырнул им в зеркало, которое посыпалось на пол. Несколько мужчин постарались справиться с брыкающимся неистовым мужиком , а один из слуг позвонил в ближайший комиссариат. Вскоре прибыли на велосипедах четверо ажанов и вынесли Есенина, тихо бормочущего: «Хорош полиция. Идти с вами!» (в оригинале на ломаном французском).
На следующее утро Айседора, по совету своих друзей, занялась хлопотами о перевозке своего мужа из полицейского участка в психиатрическую больницу. Друзья Есенина говорили позже, что танцовщица позволила бросить своего несчастного мужа в простой сумасшедший дом. Но, принимая во внимание, что эта психиатрическая больница была чрезвычайно дорогим частным заведением, расположенным в Сен-Мандэ, на окраине Парижа, и что среди многих ее знаменитых пациентов в тот момент был Пьер Луис, автор «Афродиты», такое обвинение следует признать абсурдным и лживым.
Господин Мережковский осмеливается утверждать, что мой «юный супруг» бьет меня. Счастье для господина Мережковского, что его защищает его преклонный возраст, иначе Есенин заставил бы его проглотить эти слова. Есенин говорит: «Он старый, старый. А не то он бы у меня ответил за свои оскорбления».
г-н Мережковский никогда не смог бы существовать вблизи подобных людей,— талант всегда возмущается гением.
Во всяком случае, я желаю г-ну Мережковскому весьма мирной старости в буржуазном приюте и почетных похорон с черными плюмажами и наемными плакальщиками в черных перчатках.
Сергун, якобы, писал(а):Банда надутых рыб, грязные половики для саней, протухшие утробы, солдатское пойло, вы разбудили меня!
Nika писал(а):На следующее утро Айседора, по совету своих друзей, занялась хлопотами о перевозке своего мужа из полицейского участка в психиатрическую больницу. Друзья Есенина говорили позже, что танцовщица позволила бросить своего несчастного мужа в простой сумасшедший дом. Но, принимая во внимание, что эта психиатрическая больница была чрезвычайно дорогим частным заведением, расположенным в Сен-Мандэ, на окраине Парижа, и что среди многих ее знаменитых пациентов в тот момент был Пьер Луис, автор «Афродиты», такое обвинение следует признать абсурдным и лживым.
Ну, присутствие Пьер Луиса для меня ни о чем не говорит. Я как-то больше склонна верить друзьям Есенина и его собственным ощущениям после пребывания в этом "дорогом частном заведении" , откуда он еле ноги унес. Ну что правдивого могут написать о нем люди, для которых он был просто "брыкающимся неистовым мужиком"?
МариенгоФ писал(а):Больше всего в жизни Есенин боялся сифилиса. Выскочит, бывало, на носу у него прыщик величиной с хлебную крошку, и уж ходит он от зеркала к зеркалу суров и мрачен.
На дню спросит раз пятьдесят:
— Люэс, может, а?.. а?..
Однажды отправился даже в Румянцевку вычитывать признаки страшной хворобы.
После того стало еще хуже — чуть что:
— Венчик Венеры!
Когда вернулись они с Почем-Солью из Туркестана, у Есенина от беспрерывного жеванья урюка стали слегка кровоточить десны.
Перед каждым встречным и поперечным он задирал губу:
— Вот кровь идет… а?.. не первая стадия?.. а?..
Как-то Кусиков устроил вечеринку. Есенин сидел рядом с Мейерхольдом.
Мейерхольд ему говорил:
— Знаешь, Сережа, я ведь в твою жену влюблен… в Зинаиду Николаевну… Если поженимся, сердиться на меня не будешь?..
Есенин шутливо кланялся Мейерхольду в ноги:
— Возьми ее, сделай милость… По гроб тебе благодарен буду.
А когда встали из-за стола, задрал перед Мейерхольдом губу:
— Вот… десна… тово…
Мейерхольд произнес многозначительно:
— Да-а…
И Есенин вылинял с лица, как ситец от июльского солнца.
Потом он отвел в сторону Почем-Соль и трагическим шепотом сообщил ему на ухо:
— У меня сифилис… Всеволод сказал… а мы с тобой из одного стакана пили… значит…
У Почем-Соли подкосились ноги.
Есенин подвел его к дивану, усадил и налил в стакан воды:
— Пей!
Почем-Соль выпил. Но скулы продолжали прыгать.
Есенин спросил:
— Может, побрызгать?
И побрызгал.
Почем-Соль глядел в ничто невидящими глазами.
Есенин сел рядом с ним на диван и, будто деревянный шарик из чашечки бильбоке, выронил с плеч голову на руки.
Так просидели они минут десять. Потом поднялись и, волоча ступни по паркету, вышли в прихожую.
Мы с Кусиковым догнали их у выходной двери.
— Куда вы?
— Мы домой… у нас сифилис…
И ушли.
В шесть часов утра Есенин расталкивал Почем-Соль:
— Вставай… К врачу едем…
Почем-Соль мгновенно проснулся, сел на кровать и стал в одну штанину подштанников всовывать обе ноги.
Я пробовал шутить:
— Мишук, у тебя уже начался паралич мозга!
Но, когда он взъерошил на меня глаза, я горько пожалел о своей шутке.
Зрачки его в ужасе расползались, как чернильные капли, упавшие на промокашку.
Бедняга поверил.
Есенин с деланным спокойствием ледяными пальцами завязывал галстук.
Потом Почем-Соль, забыв одеть галифе, стал прямо на подштанники натягивать сапоги.
Я положил ему руку на плечо:
— Хотя ты теперь, Миша, и «полный генерал», но все-таки сенаторской формы тебе еще не полагается!
Есенин, не повернувшись, сказал, дрогнув плечами:
— А ты все остришь!.. даже когда пахнет пулей браунинга…— И с сокрушенной горестью:— Это — друг… друг…
Половина седьмого они обрывали звонок у тяжелой дубовой двери с медной, начищенной кирпичом дощечкой.
От горничной, не успевшей еще телесную рыхлость, заревые сны и плотоядь упрятать за крахмальный фартучек, шел теплый пар, как от утренней болотной речки. В щель через цепочку она буркнула что-то о раннем часе и старых костях профессора, которым нужен покой.
Есенин бил кулаками в дверь до тех пор, пока не услышал в ответ кашель, сипы и охи из дальней комнаты.
Старые кости поднялись с постели, чтобы прописать одному — зубной эликсир и мягкую зубную щетку, а другому:
— Бром, батенька мой, бром…
Прощаясь, профессор кряхтел:
— Сорок пять лет практикую, батенька мой, но такого, чтоб двери ломали… нет, батеньки мои… и добро бы с делом пришли… а то… большевики, что ли?.. то-то! то-то!.. Ну, будьте здоровы, батеньки мои…
Nika:Ничего себе, на французском!
С.Есенин - А.Дункан
1923 г. Нью-Йорк (?) или Париж (?)
Milaya Isadora
Ia ne mogu bolshe
hochu domoi
Sergei.
С.Есенин - А.Дункан
Вторая половина февраля —
первая декада апреля 1923 г. Берлин
Isadora browning darling Sergei lubich moja darling scurry scurry.
С.Есенин - А.Дункан
29 августа 1923 г. Москва
Дорогая Изадора! Я очень занят книжными делами, приехать не могу.
Часто вспоминаю тебя со всей моей благодарностью тебе. С Пречистенки я съехал сперва к Колобову, сейчас переезжаю на другую квартиру, которую покупаем вместе с Мариенгофом. Дела мои блестящи.
Очень многого не ожидал.
Был у Троцкого. Он отнесся ко мне изумительно. Благодаря его помощи мне дают сейчас большие средства на издательство. Желаю успеха и здоровья и поменьше пить.
Привет Ирме и Илье Ильичу.
Любящий С. Есенин.
29/VIII 23 Москва
С.Есенин - А.Дункан
После 15 (?) сентября 1923 г. Москва
Milaia Isadora!
Ia ne mog priehat
potomuchto
ochen saniat.
Priedu v Ialtu.
Liubliu tebia
beskonechno tvoi
Sergei.
Irme privet.
Isadora!!!
Есенин жгуче писал(а):Milaya Isadora
Ia ne mogu bolshe
hochu domoi
Sergei.
Есенин жгуче писал(а):Isadora browning darling Sergei lubich moja darling scurry scurry.
Есенин жгуче писал(а):Желаю успеха и здоровья и поменьше пить.
Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 21