Данита » 10:34:39, Пятница 23 Февраль 2007
.Толстая описывает помолвку что ли? Или что???
О Толстой
С.А.Толстая — М.М.Шкапской
<Ясная Поляна>. 20 апр<еля 1925>
...
Ну, я ничего больше о «литературе для всех» писать не буду. Хотите о «литературе entre nous»?
Та ночь (или сутки?!) с Есен[иным] и Прибл[удным] прошли благополучно. Моя добродетель была подтверждена медведю Сергеем, который сказал: «Ты ее люби. Она тебе верна. Я с ней всю ночь провел, и ничего не было».
И сколько Б. ни отрицал, что не ему я верна, — С. не поверил. Но все-таки ежедневно и по нескольку раз звонил телефон и происходил такой разговор: С. — «Поедем туда... поедем сюда... Приезжай ко мне, у меня собираются... Я приеду к тебе». Я: — «Занята. Устала. Не буду дома. Не могу, не могу...»
Скажите, что у меня характер! Наконец, последний вечер. Завтра он уезжает в Персию. Моя дорогая, ведь я же нормальная женщина — не могу же я не проститься с человеком, который уезжает в Персию?!
Докладываю Б.А. и еду к Сергею. Он уже пьет водку. Приходят всякие люди. Приезжает Б.А. Дорогая, представьте себе такую картину. Вы помните эту белую, длинную комнату, яркий электрический свет, на столе груды хлеба с колбасой, водка, вино.
На диване в ряд, с серьезными лицами — три гармониста — играют все — много, громко и прекрасно. Людей немного. Всё пьяно. Стены качаются, что-то стучит в голове. За столом в профиль ко мне — Б.: лицо — темно-серое, тяжелое.
Рядом какая-то женщина. И он то держит ее руки, то за плечи, то в глаза смотрит. А меня как будто нет на этом свете. А я... Сижу на диване и на коленях у меня пьяная, золотая, милая голова. Руки целует, и такие слова — нежные и трогательные. А потом вскочит и начинает плясать.
Вы знаете, когда он становился и вскидывал голову — можете ли Вы себе представить, что Сергей был почти прекрасен. Милая, милая, если бы Вы знали, как я глаза свои тушила! А потом опять ко мне бросался. И так всю ночь.
Но ни разу ни одного нехорошего жеста, ни одного поцелуя. А ведь пьяный и желающий. Ну, скажите, что он удивительный! А как они за здоровье друг друга пили! Необыкновенно забавно наблюдать. И вот наступила минута, когда мне было предложено ехать домой. Не поеду — с Б.А., наверное, все кончено.
Хочу ехать — С. в таком бешенстве, такие слова говорит, что сердце рвется. У меня несколько седых волос появилось — ей-Богу, с той ночи. Уехала, как в чаду. С. был совсем пьян. На меня стал злиться и ругаться. С Б. даже не простился. Мне на другой день перед поездом звонил и всякие хорошие слова говорил.
А с Б. — так и не простились.
Не забуду, как мы с лестницы сходили — под руку, молча, во мраке, как с похорон. Что впереди? Знаю, что что-то страшное. А сзади, сейчас, вот за этой захлопнутой дверью, оборвалась очень коротенькая, но очень дорогая страничка.
На извозчике — о посторонних вещах, и так далек, далек. Ко мне — ни за что. И тут на меня напал такой ужас. Еду и думаю — не пойдет — конец — а без него не могу. Голова с вина дикая и мысли острые, острые. Вот подымусь на балкон — и кинусь. Вероятно, он почуял что-то. Пошел ко мне.
Шепотом, чтобы мать не услыхала, говорили, зная, что слова, что главного нельзя сказать, потому что сами не знаем. А главное, что говорили, вот: думал, что у нас с С. было больше, что целовались и т.д. Потом его подзуживали разговорами обо мне и С. присутствовавшие, главным образом Галя. Потом, что я «иконка».
А с женщиной мне в пику. Много, долго, мучительно и как-то тупо, потому что что может быть непрошибимее мужской ревности. А потом пришла больная, изломанная, но настоящая страсть и как будто стерла все недоговоренное. А на другой день еще хуже. Пришел такой несчастный, измученный. Сказал, что уезжает. Должен наедине решить — может ли он мне быть мужем или любовником, или просто другом будет.
Марья Мих<айловна>, как я прожила эти 5 дней — не знаю. Ходила, как перед постригом. А вернулся — сказал, что не уйдет. Опять я на жизнь глаза открыла. Вы простите, если Вам скучно, что я пишу.
Эти несколько суток для меня прошли, как года, и потому не могла не сказать о них. Стараюсь короче, но трудно. — Ну, потом пошло всячески. Очень, очень много тяжелого, непонятного, трудного. Недавно он сказал: «Ты мне с С. душой изменила». И мне стало очень страшно от этого. Может быть, это правда. Совсем ничего не знаю. Знаю, что С. люблю ужасно, нежность заливающая, но любовь эта — совсем, совсем другая. Скучаю без него очень; не жду, но грустно, что писем нет.
Но ведь он так, вообще. А без Б. жизни не мыслю. Он этого не понимает или боится понять. А минутами — хочу уйти от него, потому что нет уже сил у меня на такую трудную любовь. Я очень устала. Мне хочется, чтобы меня очень любили, а не заставляли учиться любить знаменитого писателя, примитива и немца. Я ничего этого не умею, а учиться не хочу. Боюсь, что в моем письме много нелепостей. Но я ничего толкового Вам не скажу. Нельзя читать лекции по психологии, когда ходишь по канату.
А я с 5-го числа прошлого месяца22 ни разу еще на земле не стояла. Все балансирую под куполом. — Все это, дорогой друг, от сердца Вам пишу, потому что чувствую Вас так же близко, как в Москве. Но если бы Вы были со мной сейчас, я, может быть, поплакала бы Вам в жилетку, и Вы бы поняли, как я его люблю, негодяя, медведя рыжего, милого. Надо кончать. Стихи! И пишите, пишите, мне так Ваши письма нужны. Вы видите, что я не забываю и не отхожу от Вас и, главное, не мыслю себе этого. Целую.
Последний раз редактировалось
Данита 10:44:35, Пятница 23 Февраль 2007, всего редактировалось 1 раз.