Глава 5
В тихой обители
Узнав, что Галина Артуровна Бениславская сотрудничает с ГПУ, Есенин тотчас покинул ее. Софья Виноградская пишет: «От Бениславской ушел, а идти было некуда». В Москве не оставалось ни одного друга, который не пошел на службу к большевикам или не стал секретным сотрудником ГПУ.
Василий Наседкин, к которому Есенин еще недавно относился с полным доверием и хотел издавать с ним журнал, теперь тоже был в стане «прожекторцев». Это после смерти Есенина, сразу взявшись за перо, он напишет о нем: «Три дня, выйдя из больницы, он пил, и я его не видел».
Если не видел, то как же ты утверждаешь, что Есенин пил? Таковым был последний надежный товарищ.
В это же время Есенин порвал отношения с Иваном Приблудным (Овчаренко), хотя еще недавно возил его в Константиново. «Что заставляет Приблудного увиваться возле Есенина на задних лапках?», «Беспринципный юноша-забулдыга», «Есенинский адъютант» — такие нелестные характеристики оставили о Приблудном Акульшин и Семеновский — современники поэта.
Софья Толстая записала в дневнике: «9 июля. Четверг. Дома бил Ивана Приблудного».
По своей ли доброй воле или по-пьянке, но Иван Овчаренко (это его настоящая фамилия) тоже становится секретным сотрудником ГПУ. Позже, из протоколов допроса — а арестовывался он трижды — стало известно, что этой работой тяготился и рассекретил себя еще в 1926 году. Об этом пишет в своей книге Станислав Куняев.
Переезжая к Софье Толстой, Есенин, наверное, думал о тихой пристани, где мог по-семейному жить и в спокойной обстановке работать. В доме-музее царили патриархальная старина, уют и тишина. Не тут-то было!
Не успел перебраться, как дом превратился в Содом. Толпы посторонних людей, попойки, драки — так напишут в воспоминаниях, хотя младшая сестра Александра Есенина рассказывает другое:
«Вечера мы проводили одни, без посторонних людей: Сергей, Соня, Катя, я и Илья. Иногда к нам заходил Василий Федорович Наседкин. В то время он ухаживал за Катей. Его любил Сергей, и Наседкин был у нас своим человеком. Даже 18 сентября, вдень регистрации брака Сергея и Сони, у нас не было никого посторонних. Были все те же Илья и Василий Федорович».
И в последний его день, 23 декабря, тоже никого не было посторонних: «Мы сидели втроем у Сони: она, Наседкин и я», — вспоминает Александра.
Но прочтите, например письма Ольги Константиновны Толстой подруге Р.А. Кузнецовой от 11 января 1926 года и придете в ужас:
«Когда увидимся, расскажу более подробно, а в письме невозможно — слишком безобразно и тяжело, непередаваемо.
(…) Он почти всегда был пьян, день превращал в ночь и наоборот; постоянно у нас жили и гостили какие-то невозможные типы, временами просто хулиганы пьяные, грязные. Наша Марфуша с ног сбивалась, кормя и поя эту компанию. Все это спало на наших кроватях и белье, ело, пило и пользовалось деньгами Есенина, который на них ничего не жалел. Зато у Сони нет ни башмаков, ни ботиков, ничего нового — все старое, прежнее, совсем сносившееся…
Ежемесячно получая более 1000 руб., он все тратил на гульбу и остался всем должен: за квартиру 3 месяца мне (еще с лета) около 500 руб. и т. д. Ну да его, конечно, винить нельзя, просто больной человек, но жалко Соню)».
Это письмо Ольги Константиновны, как и многие письма о Есенине, отмечены правдоподобием. Примечательно другое: Ольга Константиновна с ними в этом доме не жила. Верно то, что в Госиздате ему до апреля за собрание сочинений должны были выплачивать по договору по тысяче рублей, но Евдокимов уже объяснил, каких мук и издевательств это стоило Есенину. Знала об этом и Ольга Константиновна: в августе 1925 года пишет дочери, что Илья ходил в Госиздат за деньгами, «обещали деньги только после 20-го!»
Ольга Константиновна пишет, что Есенин задолжал за квартиру за 3 месяца. Но вот опубликована одна из последних записок Есенина: «Соня. Переведи комнату на себя. Ведь я уезжаю и потому нецелесообразно платить лишние деньги, тем более повышенно».
И в записке сестре в это же время: «Узнай у Сони, почему мы одни все время платили за квартиру, за газ и электричество».
Несмотря на договор с Госиздатом экономическая удавка плотно захлестнула его шею и сдавливала так, что нечем было дышать. В каждом письме, в каждой записке этот крик.
22 июля 1925 года — в издательство «Современной России», т. Берлину:
«Прошу Вас выдать мой гонорар по вашему усмотрению моей сестре.
С. Есенин».
Июль 1925 года:
«Милая Анна Абрамовна! Позвоните Марку и возьмите у него 50 руб. до среды на свое или мое имя.
Любящий С. Есенин».
18 августа 1925 года, Чагину:
О наследстве и наследниках
Из письма Софьи Толстой-Есениной — Александру Федоровичу Кони, 6 мая 1927 года:
«У меня отчаянный упадок, и от этого я всю зиму болела всякими глупыми болезнями, мучительных, гадких и унизительных судов у меня было столько (4), что я стала к ним привыкать. До сего дня все это не кончено, и я нахожусь в постоянном ожидании повесток в суд».
Юридически Есенин и Дункан не были разведены. На этом основании З.Н. Райх опротестовала брак Толстой и Есенина и препятствовала в праве наследования. Об этом сообщает Шубникова-Гусева.
Но была еще и Надежда Вольпин: ее связь с Есениным не была узаконена. Сына Алика она Сергею Александровичу не показывала, говоря: «Это мой сын». А после смерти поэта подала в суд и, несмотря на отсутствие законных оснований, выиграла судебный процесс, по решению которого ее двухлетний сын Алик стал наследником поэта.
Почему Надежде Вольпин так легко удалось доказать недоказуемое и получить наследство? Да потому же, почему наследниками своих мужей-литераторов стали Лиля Брик и Мария Федоровна Андреева — за верную и преданную службу советской власти.
Таким образом, не были учтены интересы и первой жены Есенина — Изрядновой и их сына Юрия, которые тоже могли претендовать на наследство. А кроме законных жен — Зинаиды Райх, Айседоры Дункан, Софьи Толстой — могла лелеять хоть маленькую надежду бессменный секретарь и правая рука поэта Галина Бениславская…
Взбудораженная всей этой обстановкой сестра Есенина Екатерина тоже подала заявление в суд.
Илья Есенин пишет Софье Андреевне в Коктебель, где она тогда отдыхала:
«На суде был и могу сказать только одно, много зла на этом свете. Так было все неприятно. Я не знаю, известно ли тебе, что подано в суд, чтобы не дать вам прав на наследство. Кем подано и чем руководствуются, не знаю».
И еще одно соображение по поводу последней женитьбы Есенина.
Все наследие Есенина хранилось по разным городам, у разных людей. Софья соберет все и сохранит в музее Толстого. Музей Льва Толстого, патриарха русской литературы, в те годы — одно из немногих священных мест, которое не грабили и не разоряли большевики.
«Главная моя работа — в Есенинском музее. Эта работа кропотливая, трудная, но единственная моя радость», — говорила Софья Андреевна. Но вскоре прикроют и Есенинский музей, а бумаги поэта рассредоточат по разным архивам, куда и ей доступ будет ограничен.
Добавлено: 10:16:28, Пятница 27 Январь 2012
