Друзья Сергея

[Старуш-ка]

Касательно друзей..
Обращали внимание: в "Черном человеке" начальная строфа - обращение к другу - повторяется дважды:
Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен...
И дважды вместо друга к поэту приходит Черный человек. Подтекст очевиден: поэт живет в мире, где все направлено против него, все противоречит его желаниям и стремлениям, и даже вместо друга - является враг!

[Nika]

Вроде не видела раньше этих фоток.. Мне казалось, Клюев старше должен быть, а он вроде и не так уж стар - имидж такой просто, наверно.

Н. А. Клюев и А. Н. Яр-Кравченко. Фото Т. Левенсон. Ленинград, конец февраля — начало марта 1929 г.



С. А. Клычков, П. В. Орешин и Н. А. Клюев. Фото. Москва, осень 1929 г.


Н. А. Клюев и С. А. Клычков. Фото 1912 (?) г.

[Nika]

А. Ширяевец и С. М. Городецкий. Петроград. Май 1915 г.


А. Ширяевец (А. В. Абрамов). Фото 1908 г.
А Ширяевец был довольно симпатичным:

[Старуш-ка]

Дело «литераторов»


Первый тревожный звонок прозвенел в 1930 году, когда Наседкина вызвали на Лубянку, д. 2. ОГПУ вдруг заинтересовало, почему он, большевик с 1917 года, активный участник Октябрьской революции в Москве, комиссар инженерного полка, помощник командира батальона при ликвидации мамонтовского прорыва, участник борьбы с басмачами в Туркестане, покинул партию в августе 1921-го? «Из-за несогласия с ее политикой на селе и в литературе»,— по простоте душевной признался Наседкин. Причина крылась в том, что на своей родине в башкирской деревне ему воочию довелось наблюдать реальные картины продразверстки и раскулачивания: «Несмотря на решение партии покончить с перегибами в коллективизации сельского хозяйства, эти перегибы существуют. Ее надо проводить более осторожно. Ликвидацию кулачества, как класса, одобряю, но без ошибок раскулачивания середняков. Не согласен с политикой партии в области литературы: она толкает целый ряд попутчиков к халтуре и приспособленчеству. Это вызывается чрезмерным идеологическим нажимом партии на писателя — писать только на злободневные темы. В своих выступлениях, в том числе в доме Герцена, говоря об идеологии, я произносил «идиотология». Никаких карательных санкций в его отношении тогда не последовало. Но иметь такой факт в биографии было рискованно. Это автоматически ставило Наседкина в ряды политически подозрительного элемента…
Арестовали его 26 октября 1937 года. Было громкое дело литераторов — «террористической группы писателей, связанной с контрреволюционной организацией правых». Основной же целью группы якобы являлось покушение на товарища Сталина. Под каток репрессий угодил длинный список «подпольщиков», известных и не очень, возглавлявшихся писателем Валерианом Правдухиным: наш земляк Иван Макаров, Павел Васильев, Ефим Пермитин, Иван Приблудный (Яков Овчаренко), Михаил Карпов, Петр Парфенов, Сергей Клычков, совсем еще юный сын Есенина Юрий и многие другие. Вся вина их заключалась в том, что, собираясь в разное время и разными компаниями в кофейнях и на квартирах, поэты и писатели разговаривали, в том числе на крамольные темы. Судачили о том, что происходит в стране, конечно, с чем-то позволяли себе не соглашаться и критиковать порядки. С точки зрения НКВД, это богемное, кухонное фрондерство подпадало под «злостную антисоветскую пропаганду». А чтобы придать делу значимость и вес, к нему присовокупили тяжкие обвинения в групповом терроризме.

Подобно своим собратьям по перу, Наседкин в ходе допросов «быстро признался» в том, чего от него требовали следователи. Он раз за разом «вспоминал» новые подробности своих «преступлений». Что «с 1930 по 1935 гг. был участником антисоветской группы литераторов, куда входили Воронский, Н. Смирнов, Губер, Зарудин, Зазубрин, Правдухин, Пермитин, Калиненко». И вот он уже не просто, «будучи озлоблен против советской власти, вел контрреволюционные разговоры» и выражал недовольство «политикой партии в литературе», но и был готов свергнуть режим любым, в том числе террористическим, способом. «Собираясь вместе и обсуждая политику ВКП(б) и Советского правительства в контрреволюционном духе, мы приходили к выводу о необходимости решительной борьбы с партией. В дальнейшем мы встали на террористический путь, считали единственно оставшимся средством борьбы террор против руководителей ВКП(б) и, в первую очередь, против Сталина». Вдобавок был, якобы, сторонником троцкистов, зиновьевцев и бухаринцев, «представителей всего самого лучшего, стоящих на защите интересов» простого народа. Вменили в вину и его «упадническое, контрреволюционное» стихотворение «Буран», «полное абсолютного неверия в силы партии и советского народа, глубокой безысходности, что страна гибнет в результате политики инородцев». В 1936 году, когда П. Васильев хотел написать стихи, осуждающие троцкистов, заявил ему: «Постыдился бы писать такие стихи. Ты знаешь, каких людей расстреляли — лучших учеников Ленина». Якобы оказывал сильное контрреволюционное воздействие на осужденного организатора террористической молодежной группы Юрия Есенина. «Все мы были людьми темной, черной совести, потерявшими от злобы человеческий разум и чувство меры». Под давлением Василий Федорович пишет дополнительные «показания» и покаянное заявление «народному» комиссару Ежову: «Вспоминая свое прошлое я констатирую, что на протяжении 8 лет поддерживал связи с врагами народа и сам стал врагом народа. Я старался с максимальной правдивостью и чистотой вскрыть, разоружить себя, т. к. не теряю веры, что с помощью лучших людей Советской страны смогу исправиться и честной работой искупить свою страшную вину перед народом» .
В отношении жены он не сказал ни слова.
Процесс по делу Наседкина состоялся 15 марта 1938 года и уложился всего в один день. Привычный сценарий. «Тройка» военной коллегии Верховного суда, нет ни участников обвинения и защиты, ни свидетелей (большинство из них уже мертво). Наседкин заявляет, что виновным себя не признает, что все покаянные показания — ложные, данные под воздействием следствия. Группа писателей, перечисленных им в показаниях, никогда не являлась антисоветской. А с фигурантом дела Клычковым он вообще не виделся уже более 10 лет. Впрочем, это ничего уже не меняло. Процесс — лишь формальность с заранее известным результатом. Короткий, всего на полторы странички, приговор по ст. 58-8, 58-10 и 58-11 УК — к высшей мере с конфискацией имущества, окончательный и с немедленным исполнением. В тот же день Наседкина расстреляли.

Илья Хлуденёв, Юрий Блудов
"Современное есениноведение"

[Данита]

Ширяевец

[perpetum]

убил выхухоль! Убийца!

И сшил себе шапку. И сам удивлялся, до чего шапка безобразна! Вот с таким лицом и запечатлел его фотограф. Он думает: "Блин, ну вы видали мою шапку?!! А я не видал, потому как у меня и зеркала нет".

Я плачу...

[Nika]

Нет, это не выхухоль - это его собственная прическа..

[Данита]

Кусиков и Шершеневич

[Данита]

Ширяевец

А здесь молодой Ширяевец

[Margo]

Кусиков и Шершеневич

Кто из них Кусиков, а кто -Шершеневич??? Они что близнецы? "И ты внесешь лысеющий затылок..."(с) Уринович

[Taurus]

Полагаю Шершеневич сверху)))

[Juliette]

Полагаю Шершеневич сверху)))

+1

[Данита]

Полагаю Шершеневич сверху)))

ага, а Кусиков любил снизу)))

[Margo]

Полагаю Шершеневич сверху)))

ага, а Кусиков любил снизу)))

буагагаг!! гыыыы... Мыколка, ауууу!!!

[Tatjana]

Я нашла симпатичную статью о Приблудьном:

http://www.mpress.ru/gazets.aspx?color= ... =12&id=290

«В переулке, что вливается в Арбат...»

Иван Приблудный (1905-1937) – поэт, конечно, не самый великий. Но, между тем, за ним признают авторство уголовного «гимна» «Мурка»: «Шли мы раз на дело, – выпить захотелось…» А это уже что-то! Кроме того, многие ли поэты становятся прообразами литературных героев? Приблудный стал прототипом Ивана Бездомного из романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита».

Крестьянский сын, с Украины. Родился в селе Безгиново Старобельского уезда Екатеринославской губернии. Из тех наших родных восточных украинцев, для которых с детства одинаково дороги и Пушкин, и Шевченко. Настоящее его имя – Яков Петрович Овчаренко. Мальцом остался без матери. Учился в земской школе, и уже во втором классе проявил поэтический талант.

Летом 1920 года Яков с холщовой сумкой через плечо ушел из родного села. Нанимался пастухом. В Кадневке выступал в труппе заезжих циркачей. В декабре «приблудился» к отряду «особистов», ловивших по донецким степям остатки петлюровских банд. Убедившись, что «казачок» не засланный, взяли его к себе ездовым тачанки. Там-то и прилепилось к хлопцу прозвище: Приблудный.

В отряде юный поэт прочитал впервые публично свои стихи. «О, чернобровая Украйна,/Мой край премудрый и простой,/Какая сказочная тайна/Твой затуманенный простор…». С такими стихами он и отправился в Москву. Начальник особого отдела 2-й кавалерийской дивизии Червонного казачества И.В. Крылов направил юношу с рекомендательным письмом к своему другу, секретарю Краснопресненского райкома партии Москвы Г. Беленькому. А тот определил Якова в интернат для одаренных детей в Серебряном Бору.

Через год стихи Приблудного прочитал В.Я. Брюсов. И принял его в свой Высший литературно-художественный институт. А еще через год однокашник по институту Василий Наседкин познакомил Приблудного с вернувшимся из Америки Сергеем Есениным. Сергей Александрович принял гарного хлопца под свое крыло, помогал материально, появлялся в его сопровождении всюду, что, конечно, способствовало росту популярности Ивана Приблудного.

В августе 1924 года Есенин взял Приблудного в свое родное Константиново. А.А. Есенина (сестра) вспоминала: «…Нашим гостем на этот раз был молодой, лет двадцати, коренастый, широкоплечий, с черными глазами и густыми черными волосами поэт Иван Приблудный. Он был бесшабашный, озорной, находчивый весельчак, умеющий и посмеяться, и пошутить, и спеть. Но лучше всего он читал стихи… Живя у нас в деревне, он исходил все окрестности, пропадая целыми днями. Ночами он тоже где-то бродил. В это время стояли чудесные лунные ночи».

В 1925 году, через год после смерти В.Я. Брюсова, институт его имени расформировали. Ивана Приблудного с группой студентов перевели в Ленинградский университет.

В декабре «ленинградец» Иван Приблудный в последний раз увидел своего наставника – за пару дней до его гибели в «Англетере». Последняя прижизненная фотография Есенина – та, где он рядом с Приблудным.

В начале 1926 года, оставив университет, поэт возвратился в Москву. Как раз – к выходу первого своего сборника «Тополь на камне». Принята книжка – и читателями, и критиками – была вполне благосклонно. Но, дальнейшего взлета, как следовало бы ожидать, не было. Для Ивана Приблудного начались трудные времена – и в творческом, и в личном плане. Он к тому времени уже женился – на Н.П. Милоновой, вошел прямиком в квартиру ее родителей – на шестом этаже «доходного» дома в одном из арбатских переулков. Но семейная жизнь не сложилась: поэт не мог содержать ни жену, ни даже самого себя. К 1929 году они разошлись.

В редакциях, в издательствах Приблудный все чаще получал от ворот поворот. С «есенинщиной» велась жестокая борьба. Оставалось только включаться в «социалистическое строительство». Его «лирический герой» в стихотворении «Московское утро», проснувшись ранним утром, раскрывает окно на своем шестом этаже и любуется начавшейся «социалистической реконструкцией Москвы»:

В переулке, что вливается в Арбат,
Целый месяц мостовую теребят;
Поразрыты, искорежены пути,
переулком ни проехать, ни пройти.

Или вот еще стихотворение «Трамвай № 15»:

Блеском витрин, ослепляя прохожих,
как бриллиант в миллионы карат,
вьется, и гнется, и рвется из кожи
в шумную площадь влекомый Арбат.

Гоголь сидит Люциферу подобный,
произошедшее он прозевал;
кто ж сочинил панегирик надгробный
тройке, которую он воспевал?

В начале 1931 года в издательстве «Федерация» вышел второй сборник Ивана Приблудного «С добрым утром», а 17 мая поэт был арестован. За распространение эпиграммы на Ворошилова. Более трех месяцев просидел в Бутырской тюрьме, а затем сослан на три года в Астрахань. На самом же деле отбыл там четыре года.

В 1935-м вернулся в Москву – «с маленьким чемоданчиком». Пришел к бывшей жене (деваться ему было некуда). Она его прописала из милости, за что вскоре поплатилась свободой. Приблудный подал заявление на вступление в Союз писателей, но ему отказали. Один из заправил СП В. Ставский предложил Приблудному приобрести рабочую профессию. Н.П. Милонова вспоминала, что впервые увидела Приблудного плачущим.

Весной 1937 года поэт поехал в Ленинград. Там он решил навестить Бориса Корнилова. Пришел, а в квартире уже работники НКВД с обыском. Через несколько дней в Москве арестовали Приблудного – за «активное участие в антисоветской террористической организации». Военной коллегией Верховного суда СССР 13 августа 1937 года поэт был приговорен к расстрелу. В тот же день приговор был приведен в исполнение.

3 октября была арестована и Н.П. Милонова – за недоносительство. Три года пробыла в Томской тюрьме, а затем отправлена на пять лет в колымские лагеря.

В 1956 году И. Приблудного посмертно реабилитировали. Но только через тридцать лет – в 1985 и 1986 годах были переизданы книги его стихов – в Донецке и в Москве – и все самоотверженными усилиями литературоведа О.Л. Бишарева.

В 1988 году литературные генералы «восстановили справедливость»: приняли Ивана Приблудного (посмертно) в Союз писателей СССР!

А жена его – ЗИНОВЬЕВА НАТАЛЬЯ ПЕТРОВНА (НЫНЕ МИЛОНОВА);
Род.: 19.05.1906, РСФСР, ТУЛЬСКАЯ обл., ТУЛА
Работа: ГАЗЕТА «ВОДНЫЙ ТРАНСПОРТ» ЛИТ.РАБОТНИК
АРЕСТ - 03.10.37, РСФСР, МОСКВА
Приговор 1: 04.11.37, 8 ИТЛ, Номер в БД :7360

Ест ли у кого–нибудь ее воспоминания или интевью?