НАШЛА!!! ура!!!
http://www.litrossia.ru/archive/93/history/2162.php
http://pulsar.biz.ua/~mgmcom/076/press/17.html
ДВАДЦАТЬ ПИСЕМ ЖЕНЫ ПОЭТА ПРИБЛУДНОГО
(Продолжение. Начало в №34,36)
Луганский есениановед Анатолий Мальцев передал в редакцию «МГ» уникальные документы – письма Натальи Милоновой. Как оказалось, увлекаясь творчеством Сергея Есенина и ведя школьный кружок, Анатолий Мальцев в начале 80-х «вышел» на жену нашего земляка, поэта и «брата» Есенина – Ивана Приблудного, проживавшую после реабилитации и отбытия восьмилетнего заключения «по делу мужа» ( Иван Приблудный посмертно реабилитирован) в Москве.
По просьбе Анатолия Мальцева Наталья Петровна в письмах дает ответ на многие вопросы исторического и литературоведческого плана. Мы продолжаем публикацию этих писем.
«16 марта 1989г. Москва
Уважаемый Анатолий Петрович!
Благодарю Вас за поздравление к празднику 8 Марта. Вы, как всегда, внимательны ко мне.
У меня есть для Вас сообщение. В январе 1957 г. я получила в загсе свидетельство о смерти Ивана Петровича Приблудного на форменном бланке. Там было сказано, что Иван Петрович Приблудный скончался 4 мая 1939 года, но не было указано ни причины, ни места смерти. Не очень доверяя этой дате, я недавно послала заявление в Верховную коллегию Верховного суда СССР. Копию ответа, который я получила, посылаю Вам. Вот Вам и ответ на вопрос – не являются ли стихи Ив. Петр. причиной его ареста. Стихи в обвинение не вошли.
Я, конечно же, такую же копию послала Бишареву. Пока еще не заверенную нотариально. Не знаю, как он поступит, от него можно ждать, что он ее тут же опубликует. Но Вам бы я советовала положить эту бумажку в свой архив и пока никому не показывать. Не смейтесь над моей застарелой осторожностью. Мне ведь предстоит еще послать письмо в Магадан. Никак не могу понять, зачем дело И.П. туда направили. Возможно, мне сообщат еще какие-нибудь подробности. Тогда я этими новыми сведениями поделюсь и с Вами.
Будьте здоровы.
Н. Милонова».
Верховная коллегия Верховного суда Союза ССР
2411 1989г.
№4н-16956
На Ваше заявление сообщаю, что Приблудный Иван Петрович, 1905 года рождения, Военной Коллегией Верховного суда СССР 13 авг. 1937г. осужден к расстрелу.
Приблудный И.П. признан виновным в том, что он якобы являлся активным участником антисоветской террористической организации с 1924г. и по день ареста вел агитацию, распространял клеветнические измышления против руководства ВКПб и советского правительства.
Приговор приведен в исполнение 13 авг. 1937г., место захоронения Военной коллегии не известно. Возможно, интересующие Вас сведения имеются в УКГБ СССР по Магаданской обл, куда в декабре 1956г. было направлено дело в отношении Приблудного И.П.
Понимая глубину трагедии, постигшей вас и Ваших близких в связи с необоснованным осуждением Приблудного И.П., прошу принять искренние соболезнования.
Начальник Верховного суда военной коллегии Л.Никонов
«4 апреля 1989г. Москва
Уважаемый Анатолий Петрович!
Не знаю, хорошо ли я выполнила Вашу просьбу – не мастерица я делать надписи. Уж очень не хочется мне посылать вам последние фотографии, а посылать ранние – нечестно.
На открытие памятника, если оно состоится, я, конечно, приеду. Вот тогда увидимся.
Дочка Ваша прелестна.
Будьте здоровы.
Н.Милонова».
«23 мая 1989г. Москва
Уважаемый А.П.
Благодарю Вас за заботу. Фотография проекта памятника И.Приблудному у меня есть.
Объясню Вам, кто такая Наталья Александровна. Это моя и И.П. Приблудного внучка, дочь нашего сына Александра Ивановича, умершего два года назад от саркомы легкого.
Наталья Александровна врач, ей в этом году исполнится 40 лет. Муж ее ст. научный сотрудник кафедры экономики МГУ. Доцент, зам. зав. кафедры экономики. У них два сына – школьники 11 и 9 лет. Их фамилия – Шалимовы.
Если в этом году состоится установка памятника И.П., все мы приедем в Новоайдар. Если нет – в Безгиново приедет только Наталья Александровна с детьми. У них установились хорошие отношения с родственниками И.П.
Будьте здоровы.
Н.Милонова».
«Дек. 1989г. Москва
Уважаемый Анатолий Петрович!
Поздравляю Вас с наступающим Новым годом! Желаю прежде всего здоровья вам и Вашим близким, а затем всего того, что вам самому хочется!
Я теперь живу в семье моей внучки, и поэтому адрес у меня новый.
Еще раз будьте здоровы.
Н.Милонова».
«14 февр. 1990г. Москва
Уважаемый Анатолий Петрович!
Как меня обрадовало Ваше письмо! Дважды я беспокоилась за вашу жизнь и, слава богу, напрасно. Но не относитесь к себе легкомысленно и «категорические» решения отложите.
Как мне живется на новом месте? Да как Вам сказать? В чем-то лучше. В чем-то – хуже. Самое главное – это необходимо и неизбежно. Необходимо потому, что тетка моей внучки, помогавшая ей в хозяйстве и в уходе за детьми, умерла; осталась я. И мне это немного трудновато. Непривычный мне семейный уклад. Отношения… Но я не одна, а вместе со своими близкими и родными. Я не боюсь заболеть – есть кому ко мне подойти. Я не хожу по магазинам, где на мою глухоту раздражаются продавцы. Я в конце концов не готовлю пищу, изредка сварю картошку или вермишель. И я не мучаюсь своей глухотой у телефона – у меня переводчики. Неизбежно потому, что я старею и с каждым днем слабею, а все живу, и, может быть поживу еще. И около меня родной и внимательный человек.
К памятнику Приблудному у меня сложное отношение. Как произведение скульптуры – он не хорош (левая рука явно длиннее правой). Самое ценное в нем – надпись: «Иван Приблудный». И конечно, земляки оказали Ивану большую честь, увековечив таким образом память о нем. И я не могу этого не почувствовать. И вместе с тем у меня много сомнений, и эти сомнения подтверждаются молчанием центральной прессы об открытии памятника. Мне кажется, что утеряно чувство такта. Анне Ахматовой нет памятника, нет памятника Пастернаку, Твардовскому, Клюеву, и имена их ты, Господи, веси… А тут такой размах – 5 метров высоты, сколько денег.
Я бы была счастлива, если бы пусть на том же месте стояла скромная стела с бюстом, но хорошим бюстом). И барельеф около дома (он очень хорош и похож). И тогда бы я не боялась, что памятник Ивану Приблудному кто-то мог назвать памятником-выскочкой.
Екатерина Сергеевна считает, что я не права. Возможно, я стара, и разум может мне отказать. Но, увы, я так чувствую.
От книги Олега Леонтьевича я ничего лучшего и не ожидала. Олег Леонтьевич не интеллигентен, мало образован, у него мало литературного вкуса, а, главное, он глубокий алкоголик. Что он может дать? Книга, конечно, примитивная, с устаревшими штампами. Но – книга, и эту книгу ищут, читают, а Приблудный вновь живет, и его слова дышат.
Я отрицательно отношусь к Олегу Леонтьевичу как к личности, но заслуг его в деле возвращения стихов Приблудного народу не умаляю. Он обладает большим даром пробивной силы. Самое главное, что он сделал – он издал две книги Приблудного. А это не удалось ни Скрипову, ни Солнцеву (оба друзья Приблудного), ни мне ( могу предъявить переписку с издательством «Советская Россия», выпустившим книгу Приблудного, где мне сообщалось, «что мало стихов, пригодных к опубликованию»). Правда, времена были другие.
А у себя на родине Бишарев довел стихи Приблудного почти до каждого гражданина, и добивается для имени Приблудного все новых и новых почестей: «Фонд им. Приблудного», «музей Приблудного», ул. имени Приблудного, празднества в честь Приблудного.
На открытии памятника, стоя на почетном месте возле выступавших с речами ораторов, я вдруг подумала: «Если есть тот свет, то Иван сейчас плачет от счастья». (Конечно, Иван не был чужд тщеславия. Но вряд ли он представлял себе такой почет на родине. И за это спасибо Бишареву).
Анатолий Петрович! Знаете ли вы, что Булгаков, строя образ Ивана Бездомного в «Мастере и Маргарите», воспользовался некоторыми чертами Ивана Приблудного (это мнение литературоведа). Так Иван Бездомный больше похож на моего Ивана, чем Иван Приблудный Бишарева.
Не вот и все. Будьте здоровы.
Н.Милонова».
(Продолжение следует...)
" ДВАДЦАТЬ ПИСЕМ ЖЕНЫ ПОЭТА ПРИБЛУДНОГО - НАДЕЖДЫ МИЛОНОВОЙ
Луганский есениановед Анатолий Мальцев передал в редакцию “МГ” уникальные документы – письма Натальи Милоновой. Увлекаясь творчеством Сергея Есенина и ведя школьный кружок, Анатолий Мальцев в начале 80-х “вышел” на жену нашего земляка, поэта и “брата” Есенина – Ивана Приблудного, проживавшую после реабилитации и отбытия восьмилетнего заключения “по делу мужа” в Москве (Иван Приблудный посмертно реабилитирован). Данные письма можно рассматривать как документы, воссоздающие картину сразу нескольких эпох и судьбу интеллигенции в них
(Продолжение. Начало в №34, 36, 38,40)
“22 ноября 1991г. Москва
Уважаемый Анатолий Петрович!
Заинтересовали Вы меня сообщением о Сидориной. Что она обо мне написала? В такое время, видимо, не осталось больше в живых людей, принимавших участие в похоронах Есенина. А я там была. Была в Доме печати, прошла вместе с другими мимо гроба, видела на близком расстоянии загримированное лицо и рану на лбу. Прошла вместе с похоронной процессией весь путь до Ваганьковского кладбища, стояла недалеко от места захоронения, слышала выкрики Зинаиды Райх. Люди, приходившие ко мне за сведениями о Приблудном, захватывали в своих расспросах и то, что касалось Есенина. Из-за этого стали ко мне приходить и есениановеды. Так ко мне пришла и Сидорина.
Хлысталов юрист. Он находит, что следствие о смерти Есенина велось неправильно, что документы составлены плохо и хранились небрежно, и принимая во внимание общественное значение фигуры Есенина, просто преступно. Прибавив к этому рану на лбу и то, что врач, констатировавший смерть Есенина, был арестован в 1937г. и умер в заключении – приходишь к выводу, что Есенин был убит. Сидорина – горячая поклонница Есенина. Ею движет чувство. Она уверена, что Есенина убили. Но надо собрать доказательства. Их она хочет получить в том числе и от меня. Хлысталову хотелось бы, чтобы я знала Блюмкина. А я вообще считала, что он, как убийца Мирбаха, расстрелян.
Хлысталов фотографии мне всякие показывал: «Этого не помните?» – «Нет, нет, не знала я Блюмкина». А Сидорина хочет, чтобы я вспомнила, как кричала Райх: «Сережа! Никто не знает» или «Сережа! Никто ничего не знает». Ну как я могу это вспомнить?
Что я думаю о смерти Есенина? Тогда, в 1925 г., я не сомневалась, что это самоубийство. Но, конечно, озадачивала рана на лбу. Но я знала, в каком тяжелом психическом состоянии был Есенин. Я видела его. Я понимала, что он уже потерял управление собой. Сейчас я знаю, что у него была плохая наследственность: дед – тяжелый самодур, брат матери – эпилептик. Есенин был вполне «готов» для совершения рокового поступка.
Но сейчас у меня прибавилось знаний о том, на что способно НКВД. И мне уже не кажется страх Есенина перед Блюмкиным манией преследования. Их что-то связывало, а также (совершенно бездоказательно) считаю, что оба связаны с убийством З.Райх.
Сидорина считает, что убийство З.Райх организовано НКВД. Я не считаю. Зачем ее нужно было романтически резать, когда можно было просто арестовать, тем более, что ее муж, Мейерхольд, уже был арестован. Поэтому, как умер Есенин, я сейчас не знаю. Допускаю оба варианта.”
“23 ноября 1991г. Москва
При всем моем восхищении талантом Есенина, при том, что томик его стихов у меня все время под рукой, мне претит то молитвенное отношение к его памяти, какое складывается у известной части нашей интеллигенции. В икону превратили. Только молиться…
Вот так же Сахарова в икону превратили. И это меня от него отталкивает. Непогрешимый, обсуждать, сомневаться в его словах и поступках – общественный проступок. Как мы привыкли стоять на коленях!
В бурном и интересном периоде нашей жизни я ничего не понимаю. Но я родилась в большой мощной стране, привыкла не стыдиться своего народа, и продолжала любить свою страну и народ (всех вероисповеданий и национальностей), когда она стала называться Советским Союзом. Страна осталась такой, как была, все ее население было согражданами с одинаковыми правами и обязанностями. Узкими националистами ни мои родители, ни я не были. А теперь моя страна у меня на глазах разваливается на куски, а люди, которых я считала доброжелательными согражданами, радуются этому и злобно поносят мой лично, русский, народ… И болит моя душа о моем народе, ограбленном, изнасилованном, развращенном, которым похвастаться не могу, но о котором вся моя печаль. Я газет не читаю, только смотрю заголовки – больно.
Что происходит? Власти нет, никто никого не слушается. Представьте, что Ваши ученики объявят себя демократами, что запрещение курить на уроках ущемляет их личное достоинство, а т.к. на Западе признан секс, они хотят на уроках сидеть в обнимку с девочками, и вообще – им принадлежат все права, а обязанности – Вам. Каждое Ваше слово они будут критиковать и требовать порядки в школе. Сумеете ли Вы убедить их в необходимости учиться, если у них не хватает времени на обсуждение своих прав? Это дети. А наш народ? Задавленный деспотизмом народ? Подготовлен ли он умственно к свободной политической деятельности?
Но что делать, я не знаю. Только надеюсь на свой народ. Есть у него одно положительное качество – терпение. Потерпит, потерпит, наберет силы и распрямится. Только бы КПСС с марксизмом до него не допустили. А как это будет, когда? …Увы, мне не увидеть.
Сейчас Наташа с мальчиками вернулась с базара. Картошка – 5 рб.кг, капуста – 4 рб., подсолнечное масло – 15 рб…. .. Я вношу подспорье в хозяйство еженедельными и праздничными заказами. Пока не голодали. Я больше боюсь холода, чем голода. Только бы был хлеб досыта. Все это я когда-то перенесла в 18-22 гг.
…Рада за Вас и в то же время завидую тому, что Вы можете заниматься приятной для себя и нужной для других деятельностью. Моя глухота от людей меня отрезала. Да и от каких людей? Сверстники мои все поумирали, более молодых не так уж я интересую…”
“24 ноября 1991г. Москва
Перечитала написанное и хотела разорвать письмо. Уж очень я разошлась со своими «имперскими» эмоциями. Да ладно. Какая я есть, такая есть. Не осудите.
О Бишареве. Недели три тому назад нам по телефону позвонили из КГБ. Разговаривала Наташа. Следователь сообщил, что Бишареву дано разрешение ознакомиться с делом Приблудного, но он лично против того, чтобы журналисты знакомились с делами уже реабилитированных людей. А как относимся к этому я и Наташа? И мы ответили: Бишареву не давать. «Тогда, – сказал следователь, – я напишу на деле «только с разрешения родственников».
И вот на днях, поздно вечером, без предварительного уведомления по телефону, пришел к нам вместе с «другом», фамилию которого я так и не расслышала, – черный, лохматый, усатый и бородатый. Понятно, за разрешением. И я отказала, объяснила: в деле нет ничего, касающегося творчества Приблудного. Но есть много чужих имен и чужих слов, поступков, много семейного и личного. У людей, упомянутых в деле, еще живы дети, внуки… А он доверие мое утратил. Я волновалась и в тот момент забыла упомянуть, что, узнав из моих воспоминаний о дурных отношениях сироты – будущего поэта с мачехой, он (Бишарев) дурно отозвался об этой мачехе в печати. А это оскорбило еще живых сына и дочь упомянутой мачехи и усложнило мои отношения с Иваном Петровичем Овчаренко.
Журналист в погоне за сенсацией не жалеет ни живого, ни мертвого, бьет по живому.
Оскорбленный О.Л. бросился в прихожую, оделся и ушел, хлопнув дверью. «Друг» – за ним. Оба со мной не простились. Что предпримет Бишарев дальше? Что Вы обо мне думаете? Простите мне это бессвязное длинное письмо. Мне не с кем разговаривать. Будьте здоровы Вы и все Ваши близкие.”
www.mgm.com.ua