www.esenin.ru

Может, С.А.Толстая опровергла... только мы об этом никогда не узнаем....

Да, может быть...

Если и не лжевоспоминания о последнем дне жизни и его смерти, но - о характере, поведении, мыслях...

Хотя... Чтобы написать такие техмерные воспоминания, нужно было бы очень хорошо знать его как человека и быть беспристрастным. А, по моему скромному мнению, С. Толстая до этого уровня немножко не дотягивала... У неё бы обида между строк проскальзывала...

Из книги воспоминаний под ред. Евдокимова.

Из воспоминаний И.Евдокимова.

"За пять дней"
<...>
И опять улыбка ожидающая и недоверчивая. Я тоже усмехнулся на его недоверие...<...>(далее то, что вырезано из более поздних изданий)
...а главное - на хорошо налаженную машину в Фин-части: там уже без моего предупреждения, а я не ожидал в этот день прихода самого поэта за деньгами, ему отказали. Ордер же был давно спущен.
- Ты, Евдокимыч, выпиши сейчас, - просил Есенин. - Нельзя ли выписать сейчас?
- Зачем же? - отвечал я. - Ордер там. Это ошибка. Я тебя не буду обманывать. Вот удостоверься!
- Не надо, не надо! - закричал Есенин. - Я тебе верю!

Но я уже вошел в комнату, взял ордерную книжку и показал ему корешок: ордер был выписан 15 декабря.

До этого дня Есенин был два раза: около половины декабря и 21-го, но так как состояние его было в первый раз подозрительным, а 21-го невменяемым, деньги ему не выдали тогда.

Есенин успокоился и просветлел.
<...>."

Иван Евдокимов
Январь-февраль 1926г.

Четвёртая часть воспоминаний Г.Устинова, которые опубликованы на сайте, заканчивается такими строками:

"Эта наша встреча была последняя перед очень долгим расставанием. Есенин уехал с Дункан за границу."

В книге же, вып. в 1926г., воспоминания Устинова не разделены.
Они вообще различны.
Приблизительно в этом месте - совсем другой "текст":
«<...>
Мне как-то удалось выхлопотать для Есенина в "Люксе" отдельную комнату (№4). Комендантом "Люкса" был ограниченнейший человек К.

Слыша, что в моей квартире и в квартире Есенина часто раздаётся чей-то повышенный голос, комендант решил, что у нас проходят оргии, и установил за обоими номерами наблюдение, приказав подслушивать даже наши разговоры по телефону. Комендант принял за оргии декламацию Есенина, который, действительно, читал свои стихи достаточно громко, чтобы слышать его голос даже в коридорах. И вот однажды, когда я ушёл в редакцию, а в моей комнате оставались Есенин, девица В.Р. и моя жена, Есенин вдруг почувствовал странное беспокойство. У него была какая-то болезненная чуткость.

- Нас подслушивают! - сказал Есенин, побледнев.
- Брось, Сережа, тебе показалось!
- Нет, не показалось.

И Есенин стремительно выбежал в коридор.

Действительно, у дверей подслушивали. Резким движением открыв дверь, Есенин чуть не сшиб с ног наклонившегося к замочной скважине дежурного из охраны. Есенин пришел в исступление. Он схватил дежурного за горло и начал душить. Тот едва вырвался и убежал доложить о случившемся коменданту.

Комендант рассудил просто:
- Он тебя взял за горло?
- Не то, что взял, а чуть не задушил!
- Оружие было при себе?
- Так точно!
- Почему же ты его не застрелил?

Дежурный охраны молчал. Тогда комендант К. распорядился немедленно уволить его «за нарушение устава» - за то, собственно, что он не застрелил Есенина. Вместе с тем у Есенина была немедленно взята комната, он опять несколько дней жил у меня, а вскоре комендант отдал распоряжение охране совсем не пускать в «Люкс» Есенина, даже ко мне.
<…>»
Георгий Устинов

Мне как-то удалось выхлопотать для Есенина в "Люксе" отдельную комнату (№4). Комендантом "Люкса" был ограниченнейший человек К.

Слыша, что в моей квартире и в квартире Есенина часто раздаётся чей-то повышенный голос, комендант решил, что у нас проходят оргии, и установил за обоими номерами наблюдение, приказав подслушивать даже наши разговоры по телефону. Комендант принял за оргии декламацию Есенина, который, действительно, читал свои стихи достаточно громко, чтобы слышать его голос даже в коридорах.

А что такое этот ЛЮКС?.. О чем он говорит?..Это гостиница или номер?.. О каком периоде он говорит понятно из этих воспоминаний???

Из книги воспоминаний под ред. Евдокимова.

Из воспоминаний И.Евдокимова.

О воспоминаниях Евдокимова очень лестно отзывалась сама Софья Андревна. Говорила, что прослезилась, что сама не ожидала, что Грузинов так может написать. Я тоже очень растрогалась. Но вообще-то все эти горячие сборники 26-го года кажутся заказыными, хотя в них, возможно, невольно больше правды, чем в боле поздних.

В этих воспоминаниях строчка "Мне как-то удалось выхлопотать для Есенина в "Люксе" отдельную комнату..." идёт после слов о Дункан:

Когда он сошёлся с Дункан, при одной из встреч я по поводу этого брака с сомнением покачал головой.
Есенин смутился, потом с легким озлоблением сказал:

- Ничего ты не понимаешь! У неё было больше тысячи мужей, а я - последний!...

Вот, просто следующим абзацем идут строчки о "Люксе" и всё...
Думаю, была такая гостиница... наверное...

perpetum писал(а):

Из книги воспоминаний под ред. Евдокимова.

Из воспоминаний И.Евдокимова.

О воспоминаниях Евдокимова очень лестно отзывалась сама Софья Андревна. Говорила, что прослезилась, что сама не ожидала, что Грузинов так может написать. Я тоже очень растрогалась. Но вообще-то все эти горячие сборники 26-го года кажутся заказыными, хотя в них, возможно, невольно больше правды, чем в боле поздних.

Да, конечно, все воспоминания были заказными(((

Далее из воспоминаний Г.Устинова. (если, конечно, это интересно, и я не повторяюсь)
<…>
Минувшим летом Есенин приезжал ко мне на московскую квартиру несколько раз и всегда очень рано, около шести утра. Умер он в пять часов утра! Боязнь остаться в эти часы одному служила предостережением. И накануне смерти, когда Есенин приехал в гостиницу «Англетер» в Ленинграде, где я жил уже несколько месяцев, он, остановившись здесь, на другой же день по приезде пришёл ко мне в номер также в шестом часу утра и пробыл до рассвета. Но пришёл он не встревоженный, а какой-то по-особенному смиренный, непохожий на себя. Как будто очень ему было неловко, что разбудил так рано. На другой день, по его словам, он также приходил, но постучал, должно быть, так тихо, что мы не услыхали, и он ушёл. А на следующий день он усилено просил, чтобы его пускали ко мне, если он придет даже и очень ранним утром. Но он не пришел…
<…>
Итак, Ленинград «корился» легко. А ко всему этому – затяжной квартирный кризис в Москве, постоянно кочующий образ жизни, нет даже места. Где бы прислониться написать стихотворение. Впрочем, с женитьбой Есенина на С.А.Толстой квартирный кризис в той или иной мере устранился. Но тут было очень много самых разнообразных неудобств.

Есенину казалось, что ему мешали работать, раздражали, следили за каждым его шагом, не давая побыть одному. Месяц лечобы изгнал похмельное состояние, нервы окрепли, вот только отпраздновать отъезд, проститься с приятелями – и да здравствует новая жизнь!

Выйдя из клиники, Есенин стал готовиться к отъезду в Ленинград.

Он забрал с собою все свое имущество, рукописи, книжки, записки. Он ехал в Ленинград не умирать, а работать.

Приехав в Ленинград, Есенин отправился на квартиру к поэту В.Эрлиху. Оставив здесь легкий багаж, Есенин на том же извозчике немедленно отправился в «Англетер», повидимому, желая разыскать меня.

- Устинов здесь живет? – спросил он у портье.
- Живет. Его номер 130.
- Я знаю, - быстро ответил Есенин.- А свободные номера есть?
- Есть.

И он тут же снял номер. Сбросил пальто в своем номере и пришел ко мне, этажом повыше. Он был в шапке, в длинном шарфе из черной и красной материи, радостно- возбужденный, с четырьмя полубутылками шампанского,
Расцеловавшись, он тут же выразил обиду:
- Понимаешь ли, нет бутылками-то! Я взял четыре полубутылки!..
Вино было выпито, от новой покупки я отговорил Есенина, сказав, что мне необходимо сейчас же ехать в редакцию «Красной Газеты».

Вечером он уже ждал меня. У него было накуплено много всякой всячины: гусь, разные закуски, разное вино, коньяк, шампанское. Был канун Рождества. Есенин пил мало, пьян он не был. Весь вечер читал свои новые лирические стихи. Раз десять прочитал «Чорного человека», теперь уже отделанного, в том виде, как он в последствии был напечатан в журнале «Новый мир». Читая, Есенин как бы хотел внушить что-то, что-то подчеркнуть, а потом переходил на лирику, - и это его настроение пропадало. В шестом часу утра он разбудил меня, сидел до рассвета, потом вместе с Эрлихом пошли разыскивать Н.Клюева. Клюева они нашли не сразу. Облазили несколько квартир. Встреча была обычной. Расцеловавшись, Есенин сел, рассматривая прищуренным взглядом убранство клюевского жилища. Очень много икон, перед иконами лампадка. Посидев, Есенин хотел прикурить от лампадки, но Клюев воспротивился так, что даже вышел умываться, Есенин погасил лампадку, сказав Эрлиху:

- Ты ему не верь, он все притворяется! Посмотри, вот он и не заметит, что лампадка погашена.

И, действительно, Клюев не заметил. Это очень веселило Есенина. Клюев оделся, и они втроем пришли в «Англетер» в комнату Есенина. Есенин опохмелился, но пьян не был. Он читал Клюеву все свои новые стихи. Клюев слушал, сложив руки на животе, посматривая на Есенина из-под своих мохнатых мужицких бровей.

- Ну, как, Николай?
- Хорошие стихи, Сережа, очень хорошие стихи! Вот если бы все эти стихи собрать в одну книжечку да издать ее с золотым обрезом, она была бы настольной книжечкой у всех нежных барышень…

Есенин долго сидел молча, мрачно насупившись.

- Удивительное дело, - сказал он, наконец, хрипло, - знаю тебя давно; Николай, знаю многие твои черты, которые как-то выродились, сгладились, а вот эта твоя черта… подлость…

А через некоторое время он прибежал в мою комнату и уже весело сказал:
- А я, понимаешь ли, выгнал Клюева. Ну его к чорту!

Но это было неверно. Есенин расстался с Клюевым сдержанно, но даже звал его обязательно прийти вечером. Клюев обещался, но не пришел. Следующее их свидание было уже на Фонтанке в ленинградском Доме Печати, когда Есенин лежал в гробу, а Клюев стоял в стороне со сложенными на животе руками и лил обильные молчаливые слезы».

Далее о последнем дне:
«<…>
Под каким-то предлогом я ушёл к себе. Вскоре ушел и Эрлих, Есенин остался один. Часов в девять вечера Эрлих заходил к нему. Есенин сидел одетый: в комнате было холодновато. Он накинул на плечи пальто.

Когда Эрлих уходил, Есенин сказал ему:
- Иди, Вова, выспись! Я тоже отосплюсь, а завтра – за работу! Достань нам квартиру в семь комнат. Три я возьму себе, а четыре – Устиновым…

А мне он перед этим говорил:
- Найдем вместе квартиру и вместе будем работать, как тогда, в «Люксе». Я начну все сызнова…

Прощаясь со мной, он спросил меня:
- Ты, конечно, зайдешь ко мне?
- Конечно.
- Обязательно заходи, только поскорее! Скажи. Чтобы меня пускали к тебе по утрам…
<…>
Что привело к столь стремительному концу? Есенин не приехал умирать – это бесспорно. Мучительное состояние похмелья? Но он накануне был трезв. Галлюцинации, которые начинаются у алкоголиков как раз тогда, когда они бросают пить? Но Есенин пьянствовал не столь продолжительное время, чтобы у него начались галлюцинации.

«Переиграл»? Когда я увидел его висящий труп, я пережил нечто, что сильнее ужаса и отчаяния.
Труп держался одной рукой за трубу отопления. Есенин не сделал петли, он замотал себе шею веревкой так же, как заматывал ее шарфом. Он мог выпрыгнуть в любую минуту. Почему он схватился рукой за трубу? Чтобы не вывалиться, или же – чтобы не дать себе возможности умереть? Говорят, что вскрытием установлена его мгновенная смерть от разрыва позвонка. Может быть, он не рассчитал силы падения? Когда выбил из-под себя тумбочку – и умер случайно, желая только поиграть со смертью?

Все это пока неразрешимая тайна. Быть может, наука когда-нибудь найдет способ открывать психические тайны даже после того, как человек умер. Но пока еще этого нет. Врач, делавший вскрытие, на мой вопрос – можно ли что-нибудь из последних психических переживаний установить путем вскрытия, ответил, с грустью пожав плечами:
- Наука тут бессильна. Мы можем установить только физические аномалии, психика же отлетает вместе с последним вздохом. Она – для нас неуловима, поскольку мы имеем дело уже с трупом.»

Георгий Устинов.

Орфография и пунктуация сохранены.
Год написания воспоминаний отсутствует.

Поразило вот это:
"Под каким-то предлогом я ушёл к себе. Вскоре ушел и Эрлих, Есенин остался один. Часов в девять вечера Эрлих заходил к нему. Есенин сидел одетый: в комнате было холодновато. Он накинул на плечи пальто."

Хотя здесь столько противоречий... я даже не знаю, писал ли это Устинов сам(((

SASHA писал(а):Поразило вот это:
"Под каким-то предлогом я ушёл к себе. Вскоре ушел и Эрлих, Есенин остался один. Часов в девять вечера Эрлих заходил к нему. Есенин сидел одетый: в комнате было холодновато. Он накинул на плечи пальто."

Хм...

Все одно и тоже. Смешно:lol:

И все-таки в комнате было ХОЛОДНОВАТО!!!! ХОЛОДНО!!!! ПРосто жуткий холод!!!!

и ГОрбов сидел в тугоподпоясанной шинеле.

Ну откуда ОЖЕГ тогда??????????????

Данита писал(а):

SASHA писал(а):Поразило вот это:
"Под каким-то предлогом я ушёл к себе. Вскоре ушел и Эрлих, Есенин остался один. Часов в девять вечера Эрлих заходил к нему. Есенин сидел одетый: в комнате было холодновато. Он накинул на плечи пальто."

Хм...

Все одно и тоже. Смешно:lol:

И все-таки в комнате было ХОЛОДНОВАТО!!!! ХОЛОДНО!!!! ПРосто жуткий холод!!!!

и ГОрбов сидел в тугоподпоясанной шинеле.

Ну откуда ОЖЕГ тогда??????????????

...если и был ожог, то он возможен, как мне кажется, только от пули.
... или я в детстве детективов насмотрелась.

В любом случае, все эти воспоминания сами себе(даже не друг другу) противоречат... всё же, судя по ним:

1. Локтевой мускул был(?) уже перерезан, когда приходил Эрлих.
2. В номере было холодно.
3. Эрлих забрал все запасные ножички... а пистолет он не мог забрать?

по-моему, всё...
ах, да, Устинов пишет, что умер Есенин в пять утра. И все, как один, считают, что в Питер он приехал не умирать...

Врач, делавший вскрытие, на мой вопрос – можно ли что-нибудь из последних психических переживаний установить путем вскрытия, ответил, с грустью пожав плечами:
- Наука тут бессильна. Мы можем установить только физические аномалии, психика же отлетает вместе с последним вздохом. Она – для нас неуловима, поскольку мы имеем дело уже с трупом.»

То есть была встреча Устинова с Гиляревским???? И был только один этот вопрос?.. Может Устинов был свидетелм вскрытия? Тогда он должен быть упомянут на Акте как понятой. А там про Устинова нислова. По крайне мере на тех местах, что не отрезали ножницами.

Устинов бы еще спрсил, можно ли путем вскрытия найти имена убийц во внутренних органах.

1. Локтевой мускул был(?) уже перерезан, когда приходил Эрлих.

Само по себе употребление в воспоминаниях тети Лизы этого "локтевого мускула", на мой взгляд, говорит о ее проинформированности и предрительном инструктаже. Во всех сотальных воспоминаниях она такая туповатая добрая тетя с гусиными потрохами. А тут - на тебе! - пошла терминами бросаться. И еще какие-то выводы делать.

Кроме того, интересен момент, о котором я уже говорила частным образом. Устинова проделала путь от кровати к кушетке, а потом к дивану (!!!), который стоял в левой части комнаты. И стоя у дивана, она подняла глаза, как она сама пишет. И вот только тогда увидела висящий труп. Она не обернулась, а только подняла глаза. Значит, Есенина она увидела в этой же стороне?..

perpetum писал(а):
То есть была встреча Устинова с Гиляревским???? И был только один этот вопрос?.. Может Устинов был свидетелм вскрытия? Тогда он должен быть упомянут на Акте как понятой. А там про Устинова нислова. По крайне мере на тех местах, что не отрезали ножницами.

Устинов бы еще спрсил, можно ли путем вскрытия найти имена убийц во внутренних органах.

Судя по его воспоминаниям, была встреча... только Устинов фамилию врача не указал... Может, это был вовсе не Гиляревский? А чего Устинов вообще такой вопрос задал, боялся чего?

perpetum писал(а):[quote
Кроме того, интересен момент, о котором я уже говорила частным образом. Устинова проделала путь от кровати к кушетке, а потом к дивану (!!!), который стоял в левой части комнаты. И стоя у дивана, она подняла глаза, как она сама пишет. И вот только тогда увидела висящий труп. Она не обернулась, а только подняла глаза. Значит, Есенина она увидела в этой же стороне?..

Да, она только подняла глаза... значит, всё же левый угол.
Я, почему-то, уверена, что был левый угол. У Бермана в воспоминаниях - окно слева, тахта- справа.