Советская литература

[natico]

Поискала похожие темы в форуме, но не нашла.
Это сведенья из статьи одного немецкого обозревателя, который писал о политике и искусстве, и был современником Сергея Есенина. Он писал для зарубежных издательств.

Прибалтийский немец Эдгар Иванович Мешинг (Edgar Mesching) родился 7 марта 1875 г. в Риге, там же получил среднее образование и вслед за тем занимался в Берлинском и Цюрихском университетах, где изучал философию и экономические науки. Вернувшись в конце 1890-х гг. в Россию, Э. Мешинг стал в Петербурге корреспондентом немецкой газеты “Frankfurter Zeitung”, одного из наиболее популярных и влиятельных органов германской прессы, имевшего распространение и за пределами Германии. Выходившая в свет с 1856 г. газета неизменно являлась рупором либеральных, демократически настроенных кругов немецкого общества. Она была закрыта в 1943 г. по личному распоряжению Гитлера.
В четвертом выпуске сборника, вышедшем в 1925 г., Э. Мешинг поместил свою статью очеркового типа «Россия под знаком пера. Литературный разрез». Это квалифицированный, дельный и в целом достоверный обзор книготорговли, издательского дела, литературы, положения писателей в Советской России. Он основан на личных наблюдениях автора, побывавшего в Москве и Ленинграде на праздновании 200-летия российской Академии Наук и общавшегося там со своими старыми русскими знакомыми (в 1925 г. это было еще возможно). В своей статье Э. Мешинг отмечает самые заметные явления в русской советской литературе тех лет, наиболее популярных у читателей авторов. Среди прозаиков это, согласно Мешингу, Л. Леонов, К. Федин, Вс. Иванов, М. Зощенко, Артем Веселый, И. Бабель, знатоки ценят также Андрея Белого, Алексея Толстого и Бориса Пильняка. Из поэтов популярен А. Блок, много почитателей у Н. Гумилева и О. Мандельштама, но всеобщий любимец все же — С. Есенин.
Особенно интересны в статье сведения о цензуре в Советской России. Э. Мешинг, сам в свое время страдавший от царской цензуры, отмечает, что большевистская цензура несравнимо более сурова, она даже хуже той, что была в России при Николае I. От советской цензуры, в частности, очень пострадал Артем Веселый. Э. Мешинг одним из первых обратил внимание на новые формы цензурного воздействия на писателей в СССР — на «коллективную» и редакторскую цензуру. Первую осуществляют созданные в Советской России писательские объединения. «Литературное творчество поставлено под коллективный контроль… Это создает еще более страшную цензуру», — отмечает Э. Мешинг. Вместе с тем, он констатирует, что материальное положение писателей улучшилось, хотя все равно советские авторы живут хуже западных.

вот лично я фразу о "коллективной цензуре" понимаю как травлю всем коллективом кого-нибудь одного, политически не угодного.
Есть ещё статья Тарасова-Родионова о "Советской литературе", прочитав которую, я подумала, что у них там, похоже, был "настоящий передел собственности", говоря языком телепередачи о криминальных происшествиях. Вот ссылка: ***http://www.ruthenia.ru/sovlit/j/3043.html
А вот выдержка из статьи то место, где написано про Есенина:

"Небывалая катастрофа в "Прожекторе"! В течение 6 минут круг превратился
в "восьмерку". Разрушено 200 тыс. пильняков. Погибло 5 миллионов серапионов. Зеленым песком занесло Аэлиту. Полтораста эренбургов слетело с канатов. Гигантской хмельной волной, перехлестнувшей через Дом Печати, смыт зол. фонд Красной Нови... Участь священной особы Воронского - неизвестна. Чемпион бокса и канкана, Есенин, вылетел на разведку во главе спиртопланной эскадрильи... Красные сотрудники красных нив, красных огоньков, красных панорам и прочих красхалтур - срочно готовят в пользу раскрасневшихся потерпевших красные маршруты красного продовольствия и т. д. и т. п."

[natico]

Европейский революционер, политик с явно авантюрной жилкой, марксистский идеолог, умевший менять ориентиры, сообразуясь с обстоятельствами времени и места, публицист и достаточно циничный острослов, наконец, литературный критик, Карл Бернгардович Радек (Собельсон; 1885—1939) свободно говорил и писал по-польски, по-немецки и по-русски.

Главной темой Радека-публициста оставалась политика; художественная критика как таковая не слишком привлекала его. Cвое выступление на совещании в ЦК РКП(б) по вопросам художественной литературы 9 мая 1924 года Радек так и начал: «Я... не литератор... и подхожу к вопросу с точки зрения общественной, которая нас здесь наиболее интересу ет» . Но и десять лет спустя, начиная доклад на Первом съезде советских писателей, он повторил: «Я не работаю в области художественной литературы. Вопросы художествен ной литературы входят в орбиту моего внимания лишь как часть картины мира» . Не эстетические, а политические аспекты литературы занимали Радека (такова, например, его эмоциональная статья о Ремарке). Состоянию современной русской литературы в ту пору Радек посвятил, кажется, только одну статью — «Бездомные люди» («Правда», 16 июня 1926 года). Поводом для нее послужило самоубийство Андрея Соболя 7 июня 1926 года . Оно напомнило Радеку тяжело пережитые им недавние «удары судьбы-природы» (9 февраля того же года не стало Л. Рейснер, а 15 марта — Д. Фурманова). «Такая смерть, — писал Радек об этих потерях, — кажется бессмысленной игрой враждебных нам, непонятных сил. И, не будучи в состоянии понять их закономерности, мы не можем осмыслить этих потерь». Однако не эти потери, а именно самоубийства Есенина и Соболя вызвали резонанс в стране, и Радек, по-видимому, уловил общественную реакцию на эти самоубийства, относившую их на счет власти. Радек не вспомнил в своей статье, что подписи Есенина и Соболя стояли под обращением группы писателей к совещанию в ЦК по художественной литературе (9 мая 1924 года), в котором он принимал участие. В этом обращении напостов ское, поощряемое властью, отношение к работе писателей -попутчиков было аттестовано как недостойное ни литерату ры, ни революции. Через два года литературная ситуация никак не стала лучше. Характерно, что даже такой лояльный к режиму писатель, как Борис Лавренев, в написанном, но неотправленном письме в «Красную газету» высказывался без обиняков: «Ряд писательских смертей, последовавших одна за другой в течение краткого срока (Ширяевец, Кузнецов, Есенин, Соболь), привели меня к твердому убеждению, что это лишь начало развивающейся катастрофы, что роковой путь писателя в тех условиях жизни-творчества, какие существуют сегодня, неизбежно ведет к писательскому концу. Жить и работать для создания новой культуры, сознавая себя в то же время едва терпимым в государстве парием, над которым волен безгранично и безнаказанно издеваться любой финотдельский Акакий Акакиевич, любой управдом, любой эксплуататор-издатель, жить в такой обстановке и творить «культуру» невыносимо тяжело, душно, страшно» . Это написано о временах, впоследствии названных «вегета рианскими»; власть аппарата тогда еще не стала тотально неограниченной.

В самоубийствах Есенина и Соболя Радек увидел «симптом недуга литературы», но не власти. Если Троцкий, посвятивший Есенину прочувствованный некролог («Правда», 19 января 1926 года), увидел в его смерти неминуемость, заложенную в столкновении нежности поэта с катастрофично стью революции, то Радек высказывался грубо и заземленно, едва ли не зощенковским языком: «Есенин умер, ибо ему не для чего было жить... Связи с обществом у него не было, он пел ни для кого. Он пел потому, что ему хотелось радовать себя, ловить самок. И когда, наконец, это ему надоело, он перестал петь». Это контрастировало с откликами на смерть Есенина писателей — друзей Радека , но не оттолкнуло их от автора «Бездомных людей».

«Левые» понимали нэп только как вынужденное отступление, и бытовое отражение его, хлынувшее на страницы новой прозы, раздражало их. Отсюда и выпад Радека: «Последние вещи даже таких выдающихся писателей, как Бабель, Всеволод Иванов и Пильняк , не только скучны для передовых читателей, но уже скучны для самих авторов . У них пропала радость творчества, ибо они повторяются вместо того, чтобы идти вперед в жизни» . Радек только констати рует, он не пытается понять объективные причины явления. Статья «Бездомные люди» завершается призывом: «Многие говорят, что нельзя писать правды, ибо Главлит не пропустит. Попробуйте, товарищи! Попробуйте написать невыдуманные сановные истории с намеками, сотканными из сплетен и слухов, а дайте-ка жизнь — в деревне или на фабрике — как она есть. И посмотрим, запретит ли ее цензура». Отлично знавший секреты политической кухни, не отличавшийся на-ивностью, Радек не мог писать такие благоглупости искренне. Это была обычная демагогия в угоду принципу публичной партийной корпоративности с несомненным, однако, привкусом провокации — всякое честное произведение литературы скандальностью своего появления так или иначе работало против аппарата власти, дубиноголовость которого Радек, человек, что ни говори, острого ума, не раз высмеивал в кулуарах.

[лена]

Европейский революционер, , Карл Бернгардович Радек (Собельсон; 1885—1939)
«Есенин умер, ибо ему не для чего было жить... Связи с обществом у него не было, он пел ни для кого. Он пел потому, что ему хотелось радовать себя, ловить самок. И когда, наконец, это ему надоело, он перестал петь

с этим револционером всё понятно... сам то почему умер в 1939 году? что тоже троцкистом оказался?
в этом году мало кто своей смертью умер... в одном он только прав
да у Есенина с таким обществом действительно связи никакой не было.