Апостол нежный Клюев или ладожский дьячок?

[Старуш-ка]

Из воспоминания Игоря Константиновича Морозова (о месте гибели и захоронения Н. Клюева.)
В 1956 году Морозов, тогда учащийся Томского коммунально-строительного техникума, был на летней практике и вместе с другими студентами рыл котлован для фундамента под новое здание техникума. Строительная площадка находилась рядом с заброшенным кладбищем и тюрьмой. Котлован был вырыт довольно глубоко, когда одна из его стен неожиданно обрушилась. И вот что увидел Морозов:
«Рухнула стена котлована, и обнажила груду беспорядочно лежащих человеческих, тел. Ткани лиц истлели, остались хрящи. Из черепов сочиласъ жидкость... На некоторых были зимние шапки. Одежда истлела и легко расползалась. Трупы лежали в полном беспорядке, вперемешку с вещевыми мешками и узлами. Виден, был угол черного лакированного деревянного чемодана, Я попытался успокоить студентов и попросил всех отойти, прекратив работу. Из будки прораба я позвонил директору техникума Горбенко и сообщил ему о страшной находке. Он приказал ничего не трогать и ждать его приезда. Через пару часов пришла серая «Победа», из нее вышли трое солидных мужчин и наш директор, увидев черный чемодан, торчащий среди трупов, приказали достать его. Двое отчаянных, Томка Крузова и Витька Францев, достали чемодан, он легко развалился: под лаком дерево истлело. В чемодане были беспорядочно скомканные черный, шевиотовый костюм, нижнее белье, завернутые в клеенку книжечка, фотография и две бутылки водки. То, что эти люди были из соседней тюрьмы, мне было совершенно ясно, по как человек мог протащить в тюрьму книжечку и водку — было непостижимо!.. Книга была из плохой желтой бумаги. Стихи неизвестного мне поэта. На фото огрудно были два человека в пальто и зимних шапках, молодой и старый. Рядом с чемоданом находилась голова в зимней шапке...
Потрясенный всем увиденным, я фотографически запомнил их лица. Руководство распустило нас по домам до решения вопроса и, забрав документы с собой, удалилось. Мы не работали несколько дней, а когда вернулись вновь, все было чисто...
В 1959 году, в первую годовщину окончания техникума, я был на вечере встречи и узнал, что директор техникума Горбенко исключен из партии и снят с работы как бывший майор НКВД, член тройки. Обвинили его в том, что приговоры оформлялись задним числом на уже расстрелянных людей,
В начале 70-х годов мне посчастливилось купить трехтомник С. А. Есенина, и я увидел точно такую же фотокарточку, как и в могиле. На ней С. Есенин и Н. Клюев».

Из книги Л.Карохина "Сергей Есенин и Николай Клюев". Рязань: Поверенный, 2002.

[Ольга Сергевна]

Ужас...

[Ольга Сергевна]

Дарственная надпись Николаю Гумилеву на только что вышедшей книге Клюева «Лесные были»: «Николаю свет Степановичу Гумилеву от велика Новогорода Обонежския пятины погоста Пятницы Парасковии усадища Соловьева гора песельник Николашка по назывке Клюев славу поет учестлив поклон воздает день постный память святого пророка Иоиля лето от рождества Бога слова тысяща девятьсот тринадцатое».

почти что большой петровский загиб..

[Ольга Сергевна]

http://www.esenin.ru/forum/viewtopic.php?p=55048#55048

Рюрик Ивнев "О Николае Клюеве"

[Tatjana]

Немного о КЛюеве из книги "Есенин в Петрограде–Ленинграде" В.Ф.Дитца, 1990 (извините мне, что не переписывала):

[Света]

Немного о КЛюеве из книги "Есенин в Петрограде–Ленинграде" В.Ф.Дитца, 1990 (извините мне, что не переписывала):

Я перевела картинки в текст :

Кто такой был Николай Клюев как человек и как поэт?
Он сыграл слишком большую роль в судьбе Есенина да и вообще в развитии русской поэзии XX века, чтобы можно было говорить о нем мимоходом...
К сожалению, сведений о нем не слишком много, а сложившееся в недалеком прошлом мнение о нем чрезвычайно односторонне и во многом несправедливо.
Николай Алексеевич Клюев — выходец из тех краев русского Севера, который всегда привлекал к себе людей смелых, свободолюбивых, непокорных властям. Сюда бежали, спасаясь от преследования официальной церкви, раскольники-старообрядцы. Клюев и род свой вел от раскольников. Его мать много знала старинных песен, притч, сказаний, старообрядческих молитв и т. д. Свои ранние стихи поэт рассылал в столичные журналы за подписью «Олонецкий крестьянин».


К тому времени, когда произошло знакомство его с Есениным, Клюев выпустил три сборника стихов — «Со¬сен перезвон», «Лесные были», «Братские песни». Он был уже хорошо известен в литературных кругах. В ча¬стности, Клюев пользовался исключительным уважени¬ем у Александра Блока, с которым встретился несколькими годами раньше Есенина — в 1911 году. Тогда Блок в дневнике отметил эту встречу как «большое событие» в его жизни. Уже самые первые стихи Клюева обратили на себя внимание такого строгого ценителя поэзии, как Валерий Брюсов. Он писал: «У Клюева много стихов шероховатых, неудачных; это бесспорно. Но у него нет стихов мертвых... Поэзия Клюева жива внутренним огнем, горевшим в душе поэта, когда он слагал свои стихи... Огонь, одушевляющий поэзию Клюева, есть огонь религиозного сознания». Такими словами в предисловии рекомендовал В. Брюсов читателям первый сборник стихов Клюева, который тот посвятил Блоку.
Николай Алексеевич Клюев — один из тех, кому выпали на долю и немалая слава, и великое мученичество.
Лишь в настоящее время и сам поэт, и его творчество начинают обретать свои естественные черты, до неузнаваемости искаженные вульгарно-социологической критикой 20—30-х годов.
Позднее имя Клюева вообще будет вычеркнуто из литературы, хотя в 30-е годы о нем писали даже в школьных учебниках. Но как?!
Вот цитата из учебника для 10-го класса средней школы «Современная литература». Авторы — Л. М. Поляк и Е. Б. Тагер (издание 2-е, 1935 г.):
«Наиболее ярким и характерным представителем кулацкой литературы периода военного коммунизма является Н. Клюев.
В своих стихах Клюев создает иллюзию единой мужицкой Руси, чрезвычайно далекой от реальной деревни с ее классовым расслоением, с ее ожесточенной классовой борьбой:

В селе Красный Волок пригожий народ,
Лебедушки-девки, а парни, как мед,
В моленных рубахах, беленых портах,
С малиновой речью на красных губах.

Вместе с тем идеалы святой хозяйственности, домовитости, которыми пропитана вся поэзия Клюева, явственно обличают собственнические, накопительские тенденции кулацкой деревни. Образы «матери-печки», «печки-лебедки», «сытовых хлебов», «золотистых ковриг» («Слава ковриге, а печи хвала») — излюбленные образы поэта.
Даже в изображение природы проникают образы, отражающие психологию крепкого, бережливого мужичка: ;
:
Сентябрь-скопидом в котловин сундуки
С сынком-листодером ссыпал медяки.
:
Клюевым поэтизируются все мелочи деревенского быта, домашнего хозяйственного обихода».
Да, еще совсем недавно крестьянская хозяйственность и домовитость осуждались, психология «крепкого , бережливого мужичка» вызывала ненависть, «поэтизация всех мелочей крестьянского быта» воспринималась глумливо-иронически. (А вот у Есенина, между прочим , об этом же сказано: «Это все мне родное и близкое, отчего так легко зарыдать».)
Кстати, о кулаках и кулачестве.
В словаре Ожегова читаем: «Кулак — богатый крестьянин-собственник эксплуатирующий батраков, бедняков".
В Энциклопедическом словаре 1954 года слова "кулак» нет. О кулачестве же сказано: «Деревенская буржуазия. Кулачество обогащается за счет жестокой эксплуатации батраков, деревенской бедноты и др. слоев трудового сельского населения».
Итак, кулак — эго не просто богатый собственник, но тот, кто наживается за счет эксплуатации других людей...
Каждый, кто читал Клюева, может уверенно засвидетельствовать: нигде, абсолютно нигде не встречалось ему ни единой строки, где поэт воспевал бы эксплуатацию человека человеком, деревенского лиходея-Кровососа.
Есенину тоже приклеили в свое время этот ярлык: «кулацкий поэт». Правда, вкупе с другими: «хулиган», «деклассированный элемент».
В 30-е годы всех крестьянских поэтов объявили «кулацкими» и сослали. Не избежал общей участи и самый талантливый из них Николай Клюев...
Творчество Клюева менее всего поддается стереотипам литературоведческого анализа, однозначной оценке, чему мы были частыми свидетелями. В поэзии: Клюева сошлись и причудливо переплелись самые, казалась бы, непримиримые по своей природе начала.
Огромный «материк крестьянской культуры» (выражение современного поэта и критика С. Куняева), доселе незнакомый и лишь смутно подозреваемый, открылся перед читателями Клюева, когда он предстал со своими первыми книгами «Сосен перезвон», «Лесные были», «Братские песни».
«В его творчестве сошлись все достоинства и слабости крестьянского искусства,— пишет С. Куняев, — цельность, насыщенность творческой волей и догматизм, прозрения и предрассудки, многовековая устойчивая традиция и политическая наивность, антибуржуазность, социальная утопия и трудовая мораль, язычество и христианство, единство с природой и религиозно-художественное понимание быта...»
И сам Клюев как личность вызывал небывалый интерес, успех его поэзии был ошеломляющим— именно потому, что это было открытие, как было уже сказано, неведомого материка русской культуры.
Пример тому — Александр Блок. Поэзия Клюева, переписка с ним, которая длилась около 10 лет, стала для Блока откровением. Получив одно из первых писем Клюева в 1908 году, Блок признавался в дневнике: «Это — документ огромной важности (о современной
России — народной, конечно), который еще и еще утверждает меня в моих заветных думах и надеждах».
«Письмо Клюева окончательно открыло глаза!» «Знаю все, что надо делать: отдать деньги, покаяться, раздарить смокинги, даже книги. Но не могу, не хочу». «Послание Клюева все эти дни — поет в душе».
А вот любопытное свидетельство поэта уже другой художественной среды: «Клюев пришел с величавого Олонца, где русский быт и русская мужицкая речь покоится в эллинской важности и простоте. Клюев народен потому, что в нем сживается ямбический дух Боратынского с вещим напевом неграмотного олонецкого сказителя».
Это Осип Мандельштам, 1916 год.
Глубоко верующий человек, тем не менее Клюев принял восторженно Октябрьскую революцию; более того, он вступил в партию и вел агитационную работу, активно выступал со статьями, речами, отстаивая власть Советов. Он приветствовал революцию самыми возвышенными словами, славил восставший народ, страстно мечтал о будущей счастливой жизни, которой заживет свободный крестьянин:
Распахнитесь, орлиные крылья,
Бей, набат, и гремите, грома,—
Оборвалися цепи насилья,
И разрушена жизни тюрьма!..
Пролетела над Русью Жар-птица,
Ярый гнев зажигая в груди...
Богородица наша Землица,
Вольный хлеб мужику уроди!..
Хлеб да соль, Костромич и Волынец,
Олончанин, Москвич, Сибиряк!
Наша Волюшка — божий гостинец —
Человечеству светлый маяк!
От Байкала до теплого Крыма
Расплеснется ржаной Океан...
Ослепительней риз серафима
Заревой Святогоров кафтан.
За Землю, за Волю, за Хлеб трудовой
Идем на битву с врагами —
Довольно им властвовать нами!
На бой, на бой!

В годы гражданской войны, в период самых ожесточенных боев с врагами революции он создал темпераментное, яркое стихотворение «Гимн Великой Красной Армии», пафос которого мало чем отличался от пафоса знаменитых в то время стихов самого Демьяна Бедного.

Мы — красные солдаты,
Священные штыки,
За трудовые хаты
Сомкнулися в полки.
От Ладоги до Волги
Взывает львиный гром...
Товарищи, недолго
Нам мериться с врагом!..
Да здравствует Коммуны
Багряная звезда:
Не оборвутся струны
Певучего труда!
Да здравствуют Советы,
Социализма строй!
Орлиные рассветы
Трепещут над землей...
Мы — красные солдаты,
Всемирных бурь гонцы,
Приносим радость в хаты
И трепет во дворцы.
В пылающих заводах
Нас славят горн и пар...
Товарищи, в походах
Будь каждый смел и яр!

После каждого восьмистишия в этом гимне рефреном шли слова:

Мир хижинам, война дворцам,
Цветы побед и честь борцам!

Эти и подобные им строки были искренни, шли от души. Это было подлинное, вдохновенное, выстраданное.
За Клюевым прочно укрепилось определение «хитрый», «льстивый», «себе на уме». Так ли это? Он действительно хитрил, «играл» тогда, когда старался скрыть в присутствии чужих ему людей свое истинное лицо, свою внутреннюю интеллигентность.
А он и в самом деле был человек весьма образованный, обширных познаний в области литературы. Это не вязалось ни с его стихами, ни с его мировоззрением, ни с его поведением. В его стихах встречаются имена Достоевского и Толстого, Будды и Зороастра (Заратустры), Брахмы и Магомета, Поля Верлена и Шиллера, Ломоносова и Менделеева, замечательной, в то время начинающей, певицы Надежды Обуховой и художника Яр-Кравченко. Он цитирует Чехова и Блока, пишет подражание «Марсельезе», полемизирует с философией Владимира Соловьева и младших символистов (А. Блока, А. Белого и др.), с их мистическим образом Вечной Женственности. Рядом с частушками и песнями в его очень крестьянских стихах звучат слова городского романса (в частности, «Накинув плащ, с гитарой под полою...»).
Клюев был хорошо знаком с современной поэзией. Он противопоставлял свои стихи изделиям современных «мастерочков рифм — собак на сцене», которых тиражировали многочисленные издательства, в том числе Вольфа и Попова.
«Гам, гам, гам»,— скулят газеты, книги, Магазины Вольфа и Попова... Нужны ль вам мои стихи-ковриги, Фолиант сермяжный и сосновый? Расцветает скука беленою На страницах песьих, на мольбертах...
Позже он будет неуступчиво спорить с виднейшими пролетарскими поэтами В. Кирилловым и А. Гастевым, а также с Есениным и Маяковским. Ему не откажешь в азарте, полемическом темпераменте. Не случайно неистового проповедника — раскольника протопопа Аввакума он называл своим предтечей («„К костру готовьтесь спозаранку",— гремел мой прадед Аввакум»).
Клюева не упрекнешь и в пренебрежении к литературной форме. Его образы самобытны, насыщены глубоким внутренним смыслом, правда, чрезмерно уснащены религиозной символикой и местными словами. Поэт часто злоупотреблял и стилизацией под фольклор.
Сергею Есенину он посвятил такие яркие и очень характерные для Клюева строки:

В твоих глазах дымок от хат,
Глубинный сон речного ила,
Рязанский маковый закат —
Твои певучие чернила.
Изба — питательница слов
Тебя взрастила не напрасно:
Для русских сел и городов
Ты станешь Радуницей красной.
Так не забудь запечный рай,
Где хорошо любить и плакать!
Тебе на путь, на вечный май,
Сплетаю стих — матерый лапоть.

Эти строки взяты из стихотворного цикла Клюева, посвященного Есенину, который был написан в 1916— 1917 годах, в период наибольшей близости двух поэтов...
Во многих своих стихах Клюев прославлял тяжкий крестьянский труд, яростно при этом обличая белоручек-интеллигентов.
Город для Клюева — враждебная сила, люди города лишены нравственной чистоты, которую дает, считает Клюев, постоянное общение с природой и которой так сильны крестьяне.

О, боже сладостный, ужель я в малый миг
Родимой речи таинство постиг,
Прозрел, что в языке поруганном моем
Живет Синайский глас и вышний трубный гром...

Религиозная образность, которая часто встречается у раннего Есенина и которой пересыпаны стихи Клюева, была широко распространена еще у символистов. Но разница между клюевской символикой и символикой декадентов огромна. У тех и других она выражает мировоззрение. У символистов из окружения Мережковского и Гиппиус символика пропитана мистикой, отравлена пессимизмом, неверием в человека, болезненным самокопанием в опустошенной душе.
Клюевская же символика совсем иного рода. О своеобразии его поэтического стиля убедительно говорил большой знаток творчества поэта, известный литературовед В. Г. Базанов: «...если внимательно присмотреться к стихотворениям, отличающимся густотой религиозной лексики, то можно увидеть мощное языческое жизнелюбие, скрывающееся под оболочкой христианской мифологии.
Последовательно отрицая казенную церковную обрядность, Клюев щедро пользуется терминологией религиозного обихода, архаической эстетикой фольклора, а также привычными элементами образной народной речи. Такое любование стариной и народным словотворчеством отвечало определенным идейным и художественным исканиям в русском искусстве конца XIX — начала XX века. Здесь уместно напомнить о живописи И. Я- Билибина, В. М. Васнецова, Б. М. Кустодиева, М. В. Нестерова, Н. К. Рериха, обильно использовавшей традиционный реквизит древнерусского искусства и культового обихода».
У Есенина же церковные слова, хорошо знакомые ему с детства,— чисто поэтические атрибуты. За ними не стояли серьезные религиозные убеждения, его благочестие чисто внешнее, даже тогда, когда он выступал в литературных салонах. Так, в стихотворении «Заглушила засуха засевки...» молебен о дожде у Есенина выглядит совсем не благостно: «Загузынил дьячишко ледащий: «Спаси, господи, люди твоя».
Клюеву, конечно же, хорошо известна была крестьянская жизнь, весь ее стародавний уклад с древними обрядами, обычаями и т. д. И конечно, в совершенстве знал он устное народное творчество. В его стихах наличествует откровенная тенденция отказаться от собственного, авторского «я», что свойственно фольклору. Поэт стремился говорить от лица крестьянина. Именно с этой целью Клюев, по словам Базанова, «всячески подавлял свою внутреннюю интеллигентность». Не маскировал, как думают многие, а именно «подавлял» свою образованность, знания «господской» культуры. Он стремился говорить от имени мужиков так, чтобы ему верили и мужики, и господа. Отсюда его мужицкий костюм, напевная речь, манера держаться. Он открыто проповедовал свои взгляды, хотел, чтобы к нему прислушивалось возможно больше людей, и, надо полагать, был небезразличен к славе. «Посвятив себя одной определенной цели, Клюев превратил и свой образ жизни, и свою внешность в наглядное средство агитации,— писал В. Г. Базанов.— Он хотел убедить всех и каждого, что является с ног до головы представителем русского крестьянства и имеет все права говорить от его имени. Но, стремясь с максимальной точностью соблюсти облик простого крестьянина, его речь и повадки, Клюев перебарщивал, впадал в педантичную мелочность, давая поводы к недоверию, насмешкам и пересудам. Да, элементы наигрыша в своих манерах Клюеву скрыть удавалось не всегда, но важно учесть, что актерство это вызывалось желанием поэта подчеркнуть свою особую миссию, а совсем не пошлым тщеславием и поисками дешевой популярности (курсив наш.— В. Д.)».

Видеть во всем этом лицедейство, пошлость, фальшь, примитивное желание кого-то обмануть — абсолютно неверно: Клюев был человеком мужественным и честным. Жизнь его сложилась трагично. За выступления против угнетателей народа царское правительство его арестовывало дважды: в 1905 и 1906 годах... Судьба не миловала непокорного поэта, отстаивающего право на свое самобытное, крестьянское, «клюевское» слово, и позже. С конца 20-х годов началась настоящая травля поэта. В годы сталинского ускоренного построения социализма, в годы ударной индустриализации и сверхударной коллективизации, наверное, ни один из живущих в Советской стране поэтов не был так уязвим, обнажен для удара, как Николай Клюев,— он был ведущей и самой авторитетной фигурой среди крестьянских поэтов. А их, крестьянских поэтов, вырубали под корень. Они стали самыми первыми жертвами сталинского террора, первыми приняли на себя удар той машины, которая делала еще, можно сказать, пробные обороты.
Одним из последних произведений Клюева, напечатанных при его жизни, была поэма «Деревня». Ее опубликовал в 1927 году в первом номере ленинградский журнал «Звезда». И сразу же появились отклики, выдержанные в самом резком тоне. Один из ведущих критиков рапповского журнала «На литературном посту» А. Зонин в своем письме в редакцию журнала «Звезда» клеймил это произведение как «черносотенное». Поэт А. Безыменский выразился о «Деревне» в том же духе: «Это кулацкая контрреволюция».
Сохранилось заявление Клюева в правление Всероссийского Союза писателей, где он пытался объяснить свою поэму. «Чистосердечно заявляю,— писал Клюев,— что поэма «Деревня», не гремя победоносной медью, до последней глубины пронизана болью свирелей...» И объяснял, оправдываясь: «Не только сплошное „Ура" может убеждать врагов трудового народа в его правде и праве, но и признание им своих величайших жертв и язв неисчислимых, претерпеваемых за спасение мирового тела трудящегося человечества от власти желтого дьявола — капитала».
В том же заявлении он писал о своем бедственном положении: «С опухшими ногами, буквально обливаясь слезами, я в день создания злополучной поэмы впервые в жизни вышел на улицу с протянутой рукой за милостыней. Стараясь не попадаться на глаза бесчисленным знакомым писателям, знаменитым артистам, художникам и ученым, на задворках Ситного рынка, смягчая свою боль образами потерянного избяного рая, сложил я свою «Деревню». Мое тогдашнее бытие голодной собаки определило и соответствующее сознание».
Напрасно Клюев просил восстановить его в Союзе писателей, из которого его исключили 9 января 1929 года.
Путь поэту в литературу был наглухо закрыт. Клюева нигде не печатали (так же, как Ахматову, Платонова, Булгакова и других писателей, несозвучных сталинской эпохе). За 10 лет Клюеву удалось опубликовать лишь 4 стихотворения.
Он чувствовал свою обреченность. Единственной отдушиной было чтение стихов людям, понимающим поэзию, личное общение с выдающимися деятелями науки и культуры. А среди них были академик И. П. Павлов, В. И. Фигнер, А. М. Горький, К. С. Станиславский, Н. А. Обухова, А. В. Нежданова, Д. Д. Плетнев (профессор, врач-терапевт, лечивший Горького, впоследствии расстрелянный) и многие другие.
Вот как об одной из таких встреч вспоминал выдающийся советский дирижер Н. С. Голованов: «Был замечательно интересный вечер, Николай Алексеевич читал свои новые стихи... Я давно не получал такого удовольствия. Этот поэт 55-ти лет с иконописным русским лицом, окладистой бородой, в вышитой северной рубашке и поддевке — изумительное, по-моему, явление в русской жизни... Теперь его ничего не печатают, так как он считает трактор наваждением дьявола, от которого березки и месяц бегут топиться в речку. Стихи его изумительны по звучности и красоте... Читает он их так мастерски, что я чуть не заплакал в одном месте... Я о нем много слышал раньше, но не думал, что это так замечательно».
Это было в декабре 1929 года.
Через четыре года поэт был арестован.
И. М. Гронский, в то время ответственный редактор «Известий» (позднее редактор «Нового мира»), в своих воспоминаниях (впрочем, не всегда достоверных) рассказывает о том, как он, возмущенный «антиобщественными» выходками Клюева, оказался инициатором его высылки из Москвы. «Я позвонил Ягоде и попросил убрать Н. А. Клюева из Москвы в 24 часа. Он меня спросил: «Арестовать?» — «Нет, просто выслать». После этого я информировал И. В. Сталина о своем распоряжении, и он его санкционировал».
2 февраля 1934 года Клюева арестовали и вскоре выслали из Москвы сроком на пять лет в поселок Колпашево Нарымского края (ныне город Колпашево Томской области). Сам Клюев, однако, считал, что он осужден за стихи: «Я сослан за поэму «Погорелыцина», ничего другого за мной нет».
Умер Клюев по одной версии — в 1937 году, по другой— в сентябре или октябре 1938 года.
Для многих современных писателей Клюев был и остался выдающимся явлением русской поэзии. Его самобытное творчество высоко ценил Федор Абрамов. Он ставил его в один ряд с самыми крупными поэтами России. «Есенин,— писал он,— учредил в поэзии Рязань, Твардовский — Смоленщину, Клюев — Заонежье... Прокофьев — Ладогу».
Чрезвычайно высокого мнения была о Клюеве О. Ф. Берггольц. «Клюев казался ей поэтом не меньше Маяковского»,— вспоминал критик В. Я. Лакшин.
Ныне имя выдающегося русского поэта Николая Клюева возвращено народу.
Личная встреча Есенина с Клюевым произойдет позже, во второй приезд Есенина в Петроград. А пока что между ними завязалась активная переписка. Клюев усиленно звал Есенина приехать к нему...
Тем временем, в отсутствие Есенина, Городецкий продолжал хлопотать о делах своего друга. Он взял на себя заботу об издании сборника лирики Есенина и отдельной книги собранных Есениным частушек и народных песен.
Вернувшись в Петроград в самом начале октября 1915 года, Есенин прямо с вокзала отправился к Городецкому. В письме в Москву от 22 октября московской поэтессе Л. Н. Столице он сообщил: «Сейчас, с приезда, живу у Городецкого и одолеваем ухаживанием Клюева».
Как видно, в данный момент отношения с Клюевым у него еще не определились.

[Tatjana]

Я перевела картинки в текст :

Ой, Света, вы переписывали ли? Разве так мешает читать по картинах?

[Света]

Нет, нет что вы! У меня просто есть программа которая преобразует очень быстро картинки в текст это было не сложно совсем

[Надя]

Девочки, у меня проблема, не шучу, 2 раза ночью просыпалась!
Читаю сейчас книгу стихов Клюева, кажется нет сомнений в том что он человек верующий, и при этом гомосексуалист! Как это можно совместить? Ведь мужеложество - смертный грех!
Ольга Сергеевна, Юль, обе Светы от вас хочу особо услышать ответ, хоть в личку хоть куда....
На одном из гей сайтов (там Фрая скачивала книги) прочла, цитирую:"Если Бог создал геев, значит они ему зачем то нужны", - нормально такая отмазка?

[Данита]

Девочки, у меня проблема, не шучу, 2 раза ночью просыпалась!
Читаю сейчас книгу стихов Клюева, кажется нет сомнений в том что он человек верующий, и при этом гомосексуалист! Как это можно совместить? Ведь мужеложество - смертный грех!

Наденька!!! Прости за вмешательство - а почему эта проблема у тебя??? И 2 раза ночью ты просыпалась из-за чего???

[Надя]

Не могу понять, как люди с этим живут ?! Наверное звучит странно, но вот не могу спать пока не пойму...
Я,скажем, согрешила, я знаю об этом, я каюсь и стараюсь таких глупостей больше не совершать - так? А здесь, какой то Иудушка Головлев получается, все словами из писания, а родственников со света сжил....
Если ты не верующий человек, нет проблем, все в порядке, спи с кем хочешь и как хочешь, твое право! Правда, твое право, и я его уважаю! Но если верующий, значит ты должен бороться с искушением, это ведь получается искушение, так? А тут и бороться не борется и Бога призывает. Не понимаю!
Смогла я объяснить в чем моя проблема?

[Juliette]

...Читаю сейчас книгу стихов Клюева, кажется нет сомнений в том что он человек верующий, и при этом гомосексуалист! Как это можно совместить? Ведь мужеложество - смертный грех!..

Я не считаю, что гомосексуалист не может быть глубоко верующим человеком, для меня это не взаимоисключающие понятия.
Понятие веры (для меня, по крайней мере,) намного глубже... и не важно: натурал ты или нет.

[Надя]

Ох, если бы в нашей жизни все можно было бы классифицировать, тот благородный , а этот икон набрал!
Может, эти самые иконы, только благодаря Клюеву и сохранились?!
Как бы я хотела быть хоть в чем то уверенной.....

[Ольга Сергевна]

Сложный вопрос. Я бы однозначно не ответила.

Да впрочем и Клюева "лёгким" никто не считал... Вряд ли кто смог разгадать его до конца.

Грех ли мужеложество? Как всякая распущенность и необузданное влечение (характерное для сегодняшнего дня) - несомненно грех.
Если как врожденное противоестество - здесь я не могу сказать точно, как к этому относится православная церковь. Призывает ли она лечить этот "недуг" или что-то иное..

А вот что касается степени религиозности Клюева... Окружение себя иконами может запросто сойти за пустое накоптельство и эстетство. Этим степень веры не измеряется. Если уж начистоту...

[Настюша]

Клюев Николай Алексеевич (1884 - 1937), поэт. Родился 10 октября в одной из глухих деревень русского Севера (Олонецкой губернии) в крестьянской семье, тесно связанной со старообрядческими традициями, что оказало большое влияние на характер и творчество будущего поэта. От своей матери, Прасковьи Дмитриевны, унаследовал любовь к народному творчеству - к песням, духовным стихам, сказам, преданиям. Она же научила его грамоте. В 1893 - 95 учился в церковно-приходской школе, затем в двухклассном городском училище, после окончания которого в течение года учился в Петрозаводской фельдшерской школе. Ушел по болезни. Начинаются странствия Клюева по старообрядческим скитам, монастырям.

В начале 1900-х начинает писать стихи: в 1904 в петербургском альманахе "Новые поэты" появляются его стихотворения ("Не сбылись радужные грезы...", "Широко необъятное поле..." и др.); в 1905 - в сборниках "Волны" и "Прибой".

В 1905 - 07 принимал активное участие в революционном движении крестьян и в 1906 в течение шести месяцев находился за это в тюрьме, после чего за ним был установлен негласный надзор полиции.

К 1907 относится начало переписки Клюева с А.Блоком, имевшей большое значение для обоих (сохранилось 37 писем Клюева к Блоку). Блок использовал эти письма в своих статьях, считая их "документом огромной важности - о современной России - народной, конечно" ("Слова его письма кажутся мне золотыми словами"). При содействии А. Блока стихи Н.Клюева печатаются в журналах "Золотое руно", "Новая земля" и др. В 1912 вышли две поэтические книги Клюева - "Сосен перезвон" (с предисловием В.Брюсова) и "Братские песни". До революции вышло еще два сборника - "Лесные были" (1913) и "Мирские д:'мы" (1916). Не только блок и брюсов заметили этого самобытного, большого поэта, но и Гумилев, Ахматова, Городецкий, Мандельштам и др. В 1915 Клюев знакомится с С.Есениным, и вокруг них группируются поэты новокрестьянского направления (С.Клычков, П.Орешин, А.Ширяевец и др.).

Октябрьскую революцию Клюев горячо приветствовал, восприняв ее как исполнение вековых чаяний крестьянства. В эти годы он напряженно и вдохновенно работает. В 1919 выходит сборник "Медный Кит", куда вошли такие революционные стихи, как "Красная песня" (1917), "Из подвалов, из темных углов..." глубоким в народе".

Решающую роль в судьбе Клюева сыграла критическая статья о нем Л.Троцкого (1922), появившаяся в центральной печати. Клеймо "кулацкого поэта" сопровождает его на протяжении целого десятилетия. Поэт остро нуждается, он обращается в Союз поэтов с просьбами о помощи, пишет М.Горькому: "...Нищета, скитание по чужим обедам разрушает меня как художника". Продолжает работать, создает несколько очень значительных произведений: "Плач о Сергее Есенине" и поэму "Погорельщина".

С 1931 Клюев живет в Москве, но путь в литературу для него закрыт: все, что он пишет, отклоняется редакциями.

В 1934 был арестован и выслан из Москвы сроком на пять лет в город Колпашево Нарымского края. "Я сослан за поэму "Погорельщина", ничего другого за мной нет", - писал он из ссылки.

К середине 1934 Клюева переводят в Томск. Мучительно переживая свой вынужденный отрыв от литературы, он писал: "Не жалко мне себя как общественной фигуры, но жаль своих песен-пчел, сладких, солнечных и золотых. Шибко жалят они мое сердце".

5 июня 1937 Клюев был арестован в Томске "за контрреволюционную повстанческую деятельность" (сибирское НКВД сфабриковало дело о "Союзе спасения России", готовившем якобы восстание против советской власти, в котором роль одного из вождей приписывалась Клюеву). В октябре 1937 в Томске Н.Клюев был расстрелян. Посмертно реабилитирован.