Сергей Довлатов. "Заповедник".

[Милица А. Покобатько]

Когда Сергей Довлатов работал в Пушкинском заповеднике, он ставал от вопросов типа "За что Вы любите Пушкина?" и его раздражали некоторые люди, которые по ходу дела порой вообще не понимали, куда их привезли. Вот несколько забавных диалогов с упоминанием Сергея Есенина, хотя и грустных, конечно, тоже.

*****

Виктория Альбертовна беседовала со мной, недоверчиво улыбаясь. К этому я уже начал привыкать. Все служители пушкинского культа были на удивление ревнивы. Пушкин был их коллективной собственностью, их обожаемым возлюбленным, их нежно лелеемым детищем. Всякое посягательство на эту личную святыню их раздражало. Они спешили убедиться в моем невежестве, цинизме и корыстолюбии.

- Зачем вы приехали? - спросила хранительница.
- За длинным рублем, - говорю.
Виктория Альбертовна едва не лишилась чувств.
- Извините, я пошутил.
- Шутки здесь абсолютно неуместны.
- Согласен. Можно задать один вопрос? Какие экспонаты музея - подлинные?
- Разве это важно?
- Мне кажется - да. Ведь музей - не театр.
- Здесь все подлинное. Река, холмы, деревья - сверстники Пушкина. Его собеседники и друзья. Вся удивительная природа здешних мест...
- Речь об экспонатах музея, - перебил я, - большинство из них
комментируется в методичке уклончиво: "Посуда, обнаруженная на территории имения..."
- Что, конкретно, вас интересует? Что бы вы хотели увидеть?
- Ну, личные вещи... Если таковые имеются...
- Кому вы адресуете свои претензии?
- Да какие же могут быть претензии?! И тем более - к вам! Я только спросил...
- Личные вещи Пушкина?.. Музей создавался через десятки лет после его гибели...
- Так, - говорю, - всегда и получается. Сперва угробят человека, а потом начинают разыскивать его личные вещи. Так было с Достоевским, с Есениным... Так будет с Пастернаком. Опомнятся - начнут искать личные вещи Солженицына...
- Но мы воссоздаем колорит, атмосферу, - сказала хранительница.
- Понятно. Этажерка - настоящая?
- По крайней мере - той эпохи.
- А портрет Байрона?
- Настоящий, - обрадовалась Виктория Альбертовна, - подарен Вульфам... Там имеется надпись... Какой вы, однако, привередливый. Личные вещи, личные вещи... А по-моему, это нездоровый интерес...
Я ощутил себя грабителем, застигнутым в чужой квартире.
- Какой же, - говорю, - без этого музей? Без нездорового-то интереса? Здоровый интерес бывает только к ветчине...
- Мало вам природы? Мало вам того, что он бродил по этим склонам? Купался в этой реке. Любовался этой дивной панорамой...
Ну, чего, думаю, я к ней пристал?
- Понятно, - говорю, - спасибо, Вика. Вдруг она нагнулась. Сорвала какой-то злак. Ощутимо хлестнула меня по лицу. Коротко нервно захохотала и удалилась, приподняв юбку-макси с воланами.

И еще:


Итак, я приступил к работе. Первую экскурсию методисты обычно не слушают. Дают тебе возможность освоиться, почувствовать себя увереннее. Это меня и спасло. А произошло вот что. Я благополучно миновал прихожую. Продемонстрировал рисунок землемера Иванова. Рассказал о первой ссылке. Затем о второй. Перебираюсь в комнату Арины Родионовны... "Единственным по-настоящему близким человеком оказалась крепостная няня..." Все, как положено... "...Была одновременно - снисходительна и ворчлива, простодушно религиозна и чрезвычайно деловита..." Барельеф работы Серякова... "Предлагали вольную - отказалась..." И наконец:
- Поэт то и дело обращался к няне в стихах. Всем известны такие,
например, задушевные строки... Тут я на секунду забылся. И вздрогнул, услышав собственный голос:

Ты еще жива, моя старушка,
Жив и я, привет тебе, привет!
Пусть струится над твоей избушкой...

Я обмер. Сейчас кто-нибудь выкрикнет: "Безумец и невежда! Это же Есенин - "Письмо к матери"..." Я продолжал декламировать, лихорадочно соображая: "Да, товарищи, вы совершенно правы. Конечно же, это Есенин. И действительно - "Письмо к матери". Но как близка, заметьте, интонация Пушкина лирике Сергея Есенина! Как органично реализуются в поэтике Есенина..." И так далее.

Я продолжал декламировать. Где-то в конце угрожающе сиял финский нож... "Тра-та-тита-там в кабацкой драке, тра-та-там под сердце финский нож..." В сантиметре от этого грозно поблескивающего лезвия мне удалось затормозить. В наступившей тишине я ждал бури. Все молчали. Лица были взволнованны и
строги. Лишь один пожилой турист со значением выговорил:
- Да, были люди...

************************************************************