Борис Зайцев
Из книги БРАТЬЯ-ПИСАТЕЛИ ( М.:Б-ка «ОГОНЕК» № 12, 1991)
Прочитал список погибших («Известия Литературного Фонда») — все писатели, поэты, критики: «арестован», «пропал без вести», «расстрелян», «покончил с собой». Список длинный, есть имена общеизвестные, некоторых знал лично.
Есенина помню юношей-пастушком, кудреватым, довольно славным, но не моего романа. А потом заходил он к нам в Лавку писателей на Никитской уже в шубе, чуть ли и не в цилиндре, залихватски и совсем в моветонном роде. Начиналась его история с Дункан — для обоих бесславно кончившаяся.
Борис Пильняк был рыжеватый литератор, приходил иногда ко мне, в нем всегда чувствовалось пестрое, мутное. Природных сил довольно, а как их прилагать, неведомо. Прежний стиль свой (довольно бледный) он сменил на нечто по наследству от Белого. Получилась сумя-тица, с темпераментом, но без толку. Ему нравилось земляное, плотское. В революции привлекала стихия и разнузданность, думаю, нравился ему и разбойный дух ее — т. е. первых ее шагов.
Однажды мы выходили с ним из моей квартиры в Кривоарбатском: был вечер, мрачно.
— Вам вот кровь не нравится,— говорил он.— Насилие. А на крови и насилии вся жизнь, вся история. Нельзя без этого. Возьмите Петра Великого. Они правы.
— Все равно, ненавижу. С детства терпеть не мог и уж теперь навсегда. Никогда не приму.
— Да, конечно, вам неподходяще.
Потом через минуту.
— Поедем к Коненкову. У него отличная мастерская. Там будет Есенин, Дункан, имажинисты. Выпивка настоящая.
У меня был свой круг, веселились иной раз и мы, но по-другому, и чокались по-другому. С имажинистами я не пожелал.
Позже и оказалось, что в тот вечер творились в мастерской Коненкова великие безобразия. Напаивали Есенина и Дункан, и прочее, прочее...— подробности нерассказуемы...
Прошло время. Пильняк очень прославился. Ездил по всему свету (не по-эмигрантски), в Америке ему устраивали банкеты, говорили речи. Но потом как-то вышло, он написал «Повесть о непогашенной луне» (смерть Фрунзе после «приказанной» операции) — и со своим своеволием, стихийностью земляной, резкостью попал в немилость. А там в ссылку и под пулю... «На крови и насилии вся жизнь, вся история. Нельзя без этого».
А Есенин, дарование простодушное и пронзительное, но изломанное, тоже русский безудерж, тоже в конце концов нигилизм — Есенин в петлю.
Страшное время. Аминь, аминь, рассыпься.
(1950)
воспоминания о Нём
Модераторы: perpetum, Дмитрий_87, Юлия М., Света, Данита, Татьяна-76, Admin
Света » 19:31:24, Вторник 27 Ноябрь 2007
М. М. Маръянова
ВСТРЕЧИ С ЕСЕНИНЫМ
Первая моя встреча с Есениным произошла в 1915 году в Петрограде, на обеде у Иеронима Иеронимовича Ясинского.
Воскресенье было днем, когда собирались писатели и поэты у радушного Иеронима Иеронимовича, дружески встречавшего новые таланты. Всех объединял за столом воскресный пирог и клюквенное варенье. Каждый новый гость должен был читать свои произведения — такова была традиция в доме Ясинского.
На фоне окружавших меня людей наружность Есенина показалась необычной. Больше всего привлекали внимание его голубые глаза и золотые кудри. Поражала его улыбка, необыкновенно мягкая и обаятельная.
В том, как он читал стихи, чувствовалось мастерство, можно сказать, врожденное. Мне показалось, что читая, он иногда скашивал глаза, как бы следя за впечатлением, какое производит. Я слушала Есенина, невольно наблюдая за ним. Удовольствие было настолько большим, что мне захотелось проверить себя, и я взглянула на Ясинского. Ясинский слушал Есенина так внимательно, как никогда ни одного из поэтов. Когда Есенин закончил чтение, ему аплодировали дружно все присутствующие, и больше всех — сам хозяин.
Ясинский немало сделал для упрочения литературного успеха Есенина. Он печатал стихи молодого поэта в «Биржевых ведомостях». Тогда же по инициативе Иеронима Иеронимовича был организован альманах «Страда». Во главе его стоял меценат Семеновский, но главным вдохновителем и редактором этого альманаха был Ясинский. Тут были напечатаны стихи Есенина, произведения Леонида Андреева, Зои Ясинской (дочь Иеронима Иеронимовича) и мои стихи «В стране напевной». Недалеко от Технологического института было небольшое помещение, на дверях его красовалась надпись — «Страда». Это и был клуб, где собирались участники общества «Страда», выступавшие со своими произведениями.
Я часто заставала там Есенина. Но, как это случается, сотрудники не поладили с редактором, а тот с меценатом, и, к огорчению всех, альманах «Страда» прекратил свое существование. Вслед за ним распалось общество «Страда» и закрылся клуб.
После нашей первой встречи у Ясинского Есенин стал бывать у меня. В то время мы с мужем Д. И. Марьяновым жили на Забалканском проспекте. В нашем доме собирались молодые, начинающие авторы. Особенно ярко запомнился один день. Пришел Есенин утром, чем-то возбужденный, радостный, попросил меня прочесть мои стихи, потом начал смотреть мой альбом и вдруг совершенно неожиданно написал:
«МАЛЬВИНЕ МИРОНОВНЕ
С. Есенин.
В глазах пески зеленые
И облака.
По кружеву крапленому
Скользит рука.
То близкая, то дальняя,
И так всегда.
Судьба ее печальная —
Моя беда.
9 июля 1916 г.».
В этот же день он написал мне в альбом стихотворение «Небо сметаной обмазано...», несколько дней спустя — «За темной прядью перелесиц...».
Однажды мы выступали с Есениным и Ясинским в Тенишевском училище. Это было мое первое выступление, и я очень волновалась. Как во сне я поднялась по ступеням на эстраду. Мне казалось, что это не я, а кто-то другой читал за меня. Потом спустилась вниз и увидела улыбающегося, аплодирующего Есенина.
Недели за две до Февральской революции Есенин снова зашел ко мне. В этот раз он написал в альбом стихотворение «Колокольчик среброзвонный...».
Когда началась Февральская революция, я еще находилась в Петрограде. В этот день я была на Васильевском острове и обратно уже не могла вернуться— трамваи стояли. Пришлось идти домой пешком. Вернувшись, я застала у нас Есенина. Это была наша последняя встреча в Петрограде.
"Воспоминания о Сергее Есенине" Изд. 2-е М., "московский рабочий", 1975
ВСТРЕЧИ С ЕСЕНИНЫМ
Первая моя встреча с Есениным произошла в 1915 году в Петрограде, на обеде у Иеронима Иеронимовича Ясинского.
Воскресенье было днем, когда собирались писатели и поэты у радушного Иеронима Иеронимовича, дружески встречавшего новые таланты. Всех объединял за столом воскресный пирог и клюквенное варенье. Каждый новый гость должен был читать свои произведения — такова была традиция в доме Ясинского.
На фоне окружавших меня людей наружность Есенина показалась необычной. Больше всего привлекали внимание его голубые глаза и золотые кудри. Поражала его улыбка, необыкновенно мягкая и обаятельная.
В том, как он читал стихи, чувствовалось мастерство, можно сказать, врожденное. Мне показалось, что читая, он иногда скашивал глаза, как бы следя за впечатлением, какое производит. Я слушала Есенина, невольно наблюдая за ним. Удовольствие было настолько большим, что мне захотелось проверить себя, и я взглянула на Ясинского. Ясинский слушал Есенина так внимательно, как никогда ни одного из поэтов. Когда Есенин закончил чтение, ему аплодировали дружно все присутствующие, и больше всех — сам хозяин.
Ясинский немало сделал для упрочения литературного успеха Есенина. Он печатал стихи молодого поэта в «Биржевых ведомостях». Тогда же по инициативе Иеронима Иеронимовича был организован альманах «Страда». Во главе его стоял меценат Семеновский, но главным вдохновителем и редактором этого альманаха был Ясинский. Тут были напечатаны стихи Есенина, произведения Леонида Андреева, Зои Ясинской (дочь Иеронима Иеронимовича) и мои стихи «В стране напевной». Недалеко от Технологического института было небольшое помещение, на дверях его красовалась надпись — «Страда». Это и был клуб, где собирались участники общества «Страда», выступавшие со своими произведениями.
Я часто заставала там Есенина. Но, как это случается, сотрудники не поладили с редактором, а тот с меценатом, и, к огорчению всех, альманах «Страда» прекратил свое существование. Вслед за ним распалось общество «Страда» и закрылся клуб.
После нашей первой встречи у Ясинского Есенин стал бывать у меня. В то время мы с мужем Д. И. Марьяновым жили на Забалканском проспекте. В нашем доме собирались молодые, начинающие авторы. Особенно ярко запомнился один день. Пришел Есенин утром, чем-то возбужденный, радостный, попросил меня прочесть мои стихи, потом начал смотреть мой альбом и вдруг совершенно неожиданно написал:
«МАЛЬВИНЕ МИРОНОВНЕ
С. Есенин.
В глазах пески зеленые
И облака.
По кружеву крапленому
Скользит рука.
То близкая, то дальняя,
И так всегда.
Судьба ее печальная —
Моя беда.
9 июля 1916 г.».
В этот же день он написал мне в альбом стихотворение «Небо сметаной обмазано...», несколько дней спустя — «За темной прядью перелесиц...».
Однажды мы выступали с Есениным и Ясинским в Тенишевском училище. Это было мое первое выступление, и я очень волновалась. Как во сне я поднялась по ступеням на эстраду. Мне казалось, что это не я, а кто-то другой читал за меня. Потом спустилась вниз и увидела улыбающегося, аплодирующего Есенина.
Недели за две до Февральской революции Есенин снова зашел ко мне. В этот раз он написал в альбом стихотворение «Колокольчик среброзвонный...».
Когда началась Февральская революция, я еще находилась в Петрограде. В этот день я была на Васильевском острове и обратно уже не могла вернуться— трамваи стояли. Пришлось идти домой пешком. Вернувшись, я застала у нас Есенина. Это была наша последняя встреча в Петрограде.
"Воспоминания о Сергее Есенине" Изд. 2-е М., "московский рабочий", 1975
-
Света - Супер-Профи
- Сообщений: 3307
- Зарегистрирован: 02:46:36, Воскресенье 14 Январь 2007
Старуш-ка » 16:34:26, Среда 05 Декабрь 2007
И. И. МАРКОВ
О Сергее Есенине
Мои воспоминания о встречах с Сергеем Есениным относятся к 1924 году. Довелось видеться с поэтом и в 1925 году, когда он в последний раз приехал в наш город.
Мы познакомились у Николая Клюева. Клюев не раз бывал в ленинградской квартире моих родителей на Невском проспекте. Мою мать он ласково называл «старинушкой Петровной». В клюевской комнатке на Большой Морской <ныне ул. Герцена. Клюев жил во дворе теперешнего Дома композиторов>, где иконы старинного письма соседствовали с редкими рукописными книгами, можно было встретить Николая Заболоцкого, Алексея Чапыгина, Александра Прокофьева, Даниила Хармса, Павла Медведева.
Начиналось наводнение, когда Клюев получил письмо о том, что Есенин собирается в Ленинград. Поэт появился как-то неожиданно, оживленный, с улыбающимися серо-голубыми глазами и чуть рассыпавшимися волосами. После приветствий и первых радостей встречи между давними друзьями возник спор, такой же внезапный, каким было появление Есенина в тесной комнате на Морской.
«Ты знаешь мое из „Четвертого Рима": Не хочу быть лакированным поэтом / С обезьяньей славой на лбу?..» - вопрошал Клюев. Есенин ответил: «И Клюев, ладожский дьячок,/ Его стихи как телогрейка..»
Клюев хотел было продолжать свою поэму, но Есенин остановил его: «Полно, Николай, оставь свое поповство. Не нужно ото и несовременно».
Обедать отправились к Л. М. Сахарову, на Гагаринскую, где остановился Есенин. Читали стихи, предназначавшиеся дли «Антологии крестьянской поэзии». Клюев читал из «Песнослова»: «Умерла мама — два шелестных слова. . .», «Меня Распутиным назвали. . .», Есенин — «Вечер черные брови насопил.. .», пишущий эти строки — сказку-наигрыш «Колобок-скакунок». Есенину сказка понравилась, но концовку решили переделать и долго спорили, как именно. Клюев предлагал вместо последней строки написать; «А ты, мышка-коротышка, / По воду ходи, только Ваню не буди!».
Потом пришли поэты из группы ленинградских имажинистов Вольф Эрлих и Георгий Шмерельсон и, узнав о чем шла речь, осудили и мой «Колобок» и всю нашу затею.
Понадобились спички. Кто-то из имажинистов (не помню, кто именно) ловко спустился из окна второго этажа по водосточной трубе и поспешил в магазин. После ухода поэтов-имажинистов Клюев спросил осуждающе: «Ты почему, Сергей, не можешь расстаться с ними?». «А кто же будет ходить за спичками?», — улыбаясь ответил тот.
На следующий день после приезда я встретил Есенина в Летнем саду, где его снимали на кинопленку в то время, как он шел по аллее и, наклоняясь, срывал с обочины редкие цветы. После съемок к нему подошла начинающая поэтесса и представилась. «Поэтесса? — с усмешкой переспросил Есенин. — Ну, будем знакомы. Приходите от скуки погреться. . .». И первым отошел, вдруг устыдившись этой резкости.
Помню выступление поэта в полутемном зале бывшей Городской Думы на Невском проспекте <ныне в этом здании находятся центральные железнодорожные кассы>. Он вышел на низкую эстраду и, обменявшись репликами с впереди сидящими, неожиданно для всех прочел свои старые стихи. В зале заволновались: «Не хулиганьте, Есенин! Читайте последние!». — «Ах, вам „Москву кабацкую"? Сейчас начнем. . .». И он стал читать то, чего от него ждали.
Бывший на концерте Клюев ворчал: «Не кобенился бы. Ведь знает, что пришли слушать», но едва ему начинали поддакивать, зло возражал: «Все вы много знаете, а вот стихи пишете по-татарски, хоть и на русском языке. Не то что он...».
Однажды вечером слушали Есенина в моей тогдашней квартире на Дворцовой набережной. Лежа на ковре, черпали легкое красное вино из фарфорового ведра. Есенин был ровен и весел. «Сегодня — никакого пьянства!» — повторял он. Долго не ложились спать. Поэт пощипывал струны гитары и время от времени что-то сосредоточенно записывал, словно проверяя новое стихотворение на слух. На другой день ужинали у архитектора В. Улитина, на Стремянной. Есенин был в ударе. Стихи сменялись стихами.
Осталось в памяти раннее летнее утро, когда мы (Есе¬нин, Чапыгин, Медведев, Иван Приблудный и я) пришли на пристань у Литейного моста, чтобы проводить Николая Клюева, собравшегося в родную Вытегру. Салон второго класса еще пустовал. Есенин был как-то лихорадочно возбужден и явно скучал, но едва показались первые пассажиры, приободрился и стал нарочито громко рассказы¬вать, будто бы в Константинове вешали кулаков на конской узде. .. Заметив тревогу и недоумение окружающих, Чапыгин предложил друзьям пойти на воздух.
Когда пароход наконец отчалил и провожавшие Клюева простились у Троицкого моста, Есенин медленно пошел со мной по набережной в сторону Дворцовой площади. Утро стояло на редкость ясное. Остановившись у парапета, Есенин загляделся вниз, на воду, такую прозрачную, что можно было видеть камушки на дне. «Как хорошо и просто, — вздохнул он. — Вот если бы так писать. ..».
Неподалеку от нас рыбаки разматывали невод. Поэт подошел и попросил закинуть для него «на счастье». Невод пришел пустым. Лишь на самом дне, среди водорослей, билась маленькая черная рыбка. «Вот мне — всегда так», — нахмурился Есенин и махнул рукой. В этот день ему долго не давалось очередное стихотворение. Он скандировал его под гитару, повторяя одну и ту же строфу.
После отъезда Есенина в Москву известия о нем, как правило, поступали от Клюева, который в свою очередь черпал их из переписки с Орешипым и Клычковым. Клюев любил вспоминать и говорить о Сереженьке, как называл он Есенина. Рассказывал, как они вместе изучали французский импрессионизм по русским источникам, как наставлял он начинающего собрата в народной мудрости и в изографии, как бывали у них цыганки Шишкины, чье пенье некогда слушали Фет и Лев Толстой.
Ревностно отстаивая право на существование специфически крестьянской поэзии, Клюев причислял к своим союзникам Есенина, Клычкова, Ширяевца, Орешина, Ивана Приблудного, Чапыгина и меня. Когда собственные доводы казались недостаточно убедительными, ссылался на авторитет Сергея Митрофановича Городецкого, вокруг которого в свое время сгруппировались поборники крестьянской линии в литературе.
Когда в Ленинграде гастролировала Айседора Дункан, чья судьба тесно переплелась с судьбой Есенина, мы с Клюевым побывали у нее в «Европейской». В номере уже были Алексей Толстой и художник Кузнецов, который показывал собравшимся свои зарисовки Есенина.
Дункан, все еще обаятельная несмотря на возраст, эффектно возлежала на софе и, рассматривая эскизы, восклицала: «Сережа, милый!». Она говорила по-русски с заметным акцентом, медленно, как бы подыскивая во время паузы нужные ей слова.
Новое появление Есенина в нашем городе было для меня столь же внезапным, как и при первом знакомстве с ним. По словам Клюева, поэт якобы «сбежал» от забот Софьи Андреевны, которая, ограждая Есенина от суеты и поощряя писать стихи, будто бы запирала его в ком¬нате в одном халате и домашних туфлях. Он достал, на¬конец, костюм и немедленно уехал в Ленинград «менять жизнь».
В день приезда Есенин побывал у Ильи Садофьева с несколько необычным подарком — принес старому знакомому живого петуха, держа его под мышкой. Поэт остановился в гостинице «Англетер» на Исаакиевской площади. Его можно было видеть в вестибюле. Он говорил, что на людях легче, что его тяготит одиночество.
Запомнилось, как пришел ко мне Иван Приблудный, чтобы передать, что Есенин зовет меня и Клюева проститься перед отъездом. Мы втроем оказались в номере, где остановился поэт, раньше других гостей. Зашел раз¬говор о последних стихах Есенина. Потом заговорили о судьбах поэтов. «Пожалуй, для поэта важно вовремя умереть, как Михаилу Тверскому...» — задумчиво сказал Клюев. С появлением имажинистов в номере стало шумно. Они с азартом утверждали, что Есенин перестал быть поэтом и пишет «дешевые» стихи вроде «Руси уходящей». Я рано ушел к себе, не желая участвовать в споре.
Наутро, повстречавшись со мной на лестнице Госиздата, Иван Приблудный сказал: «Сергей повесился!». Я пришел в «Англетер», когда тело поэта, прикрытое простыней, уже лежало во дворе на дровнях.
К месту погребения прах Есенина от Союза поэтов провожали Николай Тихонов и Илья Садофьев. Скорый поезд, к которому был прицеплен товарный вагон с печальным грузом, отходил на Москву с Октябрьского вокзала. Настало время прощания. Открыли вагон. Сняли крышку с гроба. Строгий и непохожий на себя лежал поэт. Прилизанные волосы и заострившееся, словно похудевшее лицо делали его похожим на обиженного мальчика. Такой была моя последняя встреча с Сергеем Есениным.
Есенин и русская поэзия/ Под ред. В.Г. Базанова. - М.: Наука, 1967. - С.320-326
О Сергее Есенине
Мои воспоминания о встречах с Сергеем Есениным относятся к 1924 году. Довелось видеться с поэтом и в 1925 году, когда он в последний раз приехал в наш город.
Мы познакомились у Николая Клюева. Клюев не раз бывал в ленинградской квартире моих родителей на Невском проспекте. Мою мать он ласково называл «старинушкой Петровной». В клюевской комнатке на Большой Морской <ныне ул. Герцена. Клюев жил во дворе теперешнего Дома композиторов>, где иконы старинного письма соседствовали с редкими рукописными книгами, можно было встретить Николая Заболоцкого, Алексея Чапыгина, Александра Прокофьева, Даниила Хармса, Павла Медведева.
Начиналось наводнение, когда Клюев получил письмо о том, что Есенин собирается в Ленинград. Поэт появился как-то неожиданно, оживленный, с улыбающимися серо-голубыми глазами и чуть рассыпавшимися волосами. После приветствий и первых радостей встречи между давними друзьями возник спор, такой же внезапный, каким было появление Есенина в тесной комнате на Морской.
«Ты знаешь мое из „Четвертого Рима": Не хочу быть лакированным поэтом / С обезьяньей славой на лбу?..» - вопрошал Клюев. Есенин ответил: «И Клюев, ладожский дьячок,/ Его стихи как телогрейка..»
Клюев хотел было продолжать свою поэму, но Есенин остановил его: «Полно, Николай, оставь свое поповство. Не нужно ото и несовременно».
Обедать отправились к Л. М. Сахарову, на Гагаринскую, где остановился Есенин. Читали стихи, предназначавшиеся дли «Антологии крестьянской поэзии». Клюев читал из «Песнослова»: «Умерла мама — два шелестных слова. . .», «Меня Распутиным назвали. . .», Есенин — «Вечер черные брови насопил.. .», пишущий эти строки — сказку-наигрыш «Колобок-скакунок». Есенину сказка понравилась, но концовку решили переделать и долго спорили, как именно. Клюев предлагал вместо последней строки написать; «А ты, мышка-коротышка, / По воду ходи, только Ваню не буди!».
Потом пришли поэты из группы ленинградских имажинистов Вольф Эрлих и Георгий Шмерельсон и, узнав о чем шла речь, осудили и мой «Колобок» и всю нашу затею.
Понадобились спички. Кто-то из имажинистов (не помню, кто именно) ловко спустился из окна второго этажа по водосточной трубе и поспешил в магазин. После ухода поэтов-имажинистов Клюев спросил осуждающе: «Ты почему, Сергей, не можешь расстаться с ними?». «А кто же будет ходить за спичками?», — улыбаясь ответил тот.
На следующий день после приезда я встретил Есенина в Летнем саду, где его снимали на кинопленку в то время, как он шел по аллее и, наклоняясь, срывал с обочины редкие цветы. После съемок к нему подошла начинающая поэтесса и представилась. «Поэтесса? — с усмешкой переспросил Есенин. — Ну, будем знакомы. Приходите от скуки погреться. . .». И первым отошел, вдруг устыдившись этой резкости.
Помню выступление поэта в полутемном зале бывшей Городской Думы на Невском проспекте <ныне в этом здании находятся центральные железнодорожные кассы>. Он вышел на низкую эстраду и, обменявшись репликами с впереди сидящими, неожиданно для всех прочел свои старые стихи. В зале заволновались: «Не хулиганьте, Есенин! Читайте последние!». — «Ах, вам „Москву кабацкую"? Сейчас начнем. . .». И он стал читать то, чего от него ждали.
Бывший на концерте Клюев ворчал: «Не кобенился бы. Ведь знает, что пришли слушать», но едва ему начинали поддакивать, зло возражал: «Все вы много знаете, а вот стихи пишете по-татарски, хоть и на русском языке. Не то что он...».
Однажды вечером слушали Есенина в моей тогдашней квартире на Дворцовой набережной. Лежа на ковре, черпали легкое красное вино из фарфорового ведра. Есенин был ровен и весел. «Сегодня — никакого пьянства!» — повторял он. Долго не ложились спать. Поэт пощипывал струны гитары и время от времени что-то сосредоточенно записывал, словно проверяя новое стихотворение на слух. На другой день ужинали у архитектора В. Улитина, на Стремянной. Есенин был в ударе. Стихи сменялись стихами.
Осталось в памяти раннее летнее утро, когда мы (Есе¬нин, Чапыгин, Медведев, Иван Приблудный и я) пришли на пристань у Литейного моста, чтобы проводить Николая Клюева, собравшегося в родную Вытегру. Салон второго класса еще пустовал. Есенин был как-то лихорадочно возбужден и явно скучал, но едва показались первые пассажиры, приободрился и стал нарочито громко рассказы¬вать, будто бы в Константинове вешали кулаков на конской узде. .. Заметив тревогу и недоумение окружающих, Чапыгин предложил друзьям пойти на воздух.
Когда пароход наконец отчалил и провожавшие Клюева простились у Троицкого моста, Есенин медленно пошел со мной по набережной в сторону Дворцовой площади. Утро стояло на редкость ясное. Остановившись у парапета, Есенин загляделся вниз, на воду, такую прозрачную, что можно было видеть камушки на дне. «Как хорошо и просто, — вздохнул он. — Вот если бы так писать. ..».
Неподалеку от нас рыбаки разматывали невод. Поэт подошел и попросил закинуть для него «на счастье». Невод пришел пустым. Лишь на самом дне, среди водорослей, билась маленькая черная рыбка. «Вот мне — всегда так», — нахмурился Есенин и махнул рукой. В этот день ему долго не давалось очередное стихотворение. Он скандировал его под гитару, повторяя одну и ту же строфу.
После отъезда Есенина в Москву известия о нем, как правило, поступали от Клюева, который в свою очередь черпал их из переписки с Орешипым и Клычковым. Клюев любил вспоминать и говорить о Сереженьке, как называл он Есенина. Рассказывал, как они вместе изучали французский импрессионизм по русским источникам, как наставлял он начинающего собрата в народной мудрости и в изографии, как бывали у них цыганки Шишкины, чье пенье некогда слушали Фет и Лев Толстой.
Ревностно отстаивая право на существование специфически крестьянской поэзии, Клюев причислял к своим союзникам Есенина, Клычкова, Ширяевца, Орешина, Ивана Приблудного, Чапыгина и меня. Когда собственные доводы казались недостаточно убедительными, ссылался на авторитет Сергея Митрофановича Городецкого, вокруг которого в свое время сгруппировались поборники крестьянской линии в литературе.
Когда в Ленинграде гастролировала Айседора Дункан, чья судьба тесно переплелась с судьбой Есенина, мы с Клюевым побывали у нее в «Европейской». В номере уже были Алексей Толстой и художник Кузнецов, который показывал собравшимся свои зарисовки Есенина.
Дункан, все еще обаятельная несмотря на возраст, эффектно возлежала на софе и, рассматривая эскизы, восклицала: «Сережа, милый!». Она говорила по-русски с заметным акцентом, медленно, как бы подыскивая во время паузы нужные ей слова.
Новое появление Есенина в нашем городе было для меня столь же внезапным, как и при первом знакомстве с ним. По словам Клюева, поэт якобы «сбежал» от забот Софьи Андреевны, которая, ограждая Есенина от суеты и поощряя писать стихи, будто бы запирала его в ком¬нате в одном халате и домашних туфлях. Он достал, на¬конец, костюм и немедленно уехал в Ленинград «менять жизнь».
В день приезда Есенин побывал у Ильи Садофьева с несколько необычным подарком — принес старому знакомому живого петуха, держа его под мышкой. Поэт остановился в гостинице «Англетер» на Исаакиевской площади. Его можно было видеть в вестибюле. Он говорил, что на людях легче, что его тяготит одиночество.
Запомнилось, как пришел ко мне Иван Приблудный, чтобы передать, что Есенин зовет меня и Клюева проститься перед отъездом. Мы втроем оказались в номере, где остановился поэт, раньше других гостей. Зашел раз¬говор о последних стихах Есенина. Потом заговорили о судьбах поэтов. «Пожалуй, для поэта важно вовремя умереть, как Михаилу Тверскому...» — задумчиво сказал Клюев. С появлением имажинистов в номере стало шумно. Они с азартом утверждали, что Есенин перестал быть поэтом и пишет «дешевые» стихи вроде «Руси уходящей». Я рано ушел к себе, не желая участвовать в споре.
Наутро, повстречавшись со мной на лестнице Госиздата, Иван Приблудный сказал: «Сергей повесился!». Я пришел в «Англетер», когда тело поэта, прикрытое простыней, уже лежало во дворе на дровнях.
К месту погребения прах Есенина от Союза поэтов провожали Николай Тихонов и Илья Садофьев. Скорый поезд, к которому был прицеплен товарный вагон с печальным грузом, отходил на Москву с Октябрьского вокзала. Настало время прощания. Открыли вагон. Сняли крышку с гроба. Строгий и непохожий на себя лежал поэт. Прилизанные волосы и заострившееся, словно похудевшее лицо делали его похожим на обиженного мальчика. Такой была моя последняя встреча с Сергеем Есениным.
Есенин и русская поэзия/ Под ред. В.Г. Базанова. - М.: Наука, 1967. - С.320-326
Слово изначально было тем ковшом, которым из ничего черпают живую воду. С.Есенин
-
Старуш-ка - Профи
- Сообщений: 1432
- Зарегистрирован: 10:25:00, Понедельник 28 Август 2006
Маня » 21:58:10, Среда 05 Декабрь 2007
Я читала интересную книгу:"Есенин глазами женщин".Советую прочитать.Мамы,сёстры,Жёны,подруги-все про него написали.Очень захватывающе.А ещё читала:"Жизнь моя,иль ты приснилась мне..."Александр Андреев написал.Роман-потрясающая книга.Она охватывает не всю жизнь поэта,а только до того как он уехал в Петроград.
Но хочу сказать,что книга Маслова не впечатляет.Он не очень хороший судебный-медик.Так как написал много ерунда.И мне не понравилось то,что он поддерживает версию самоубийства и унижает Хлысталова и Сидорину.Что касается того,почему он не очень хороший медик:я консультировалась со своим папой и он мне показал многие ошибки!
Но хочу сказать,что книга Маслова не впечатляет.Он не очень хороший судебный-медик.Так как написал много ерунда.И мне не понравилось то,что он поддерживает версию самоубийства и унижает Хлысталова и Сидорину.Что касается того,почему он не очень хороший медик:я консультировалась со своим папой и он мне показал многие ошибки!
Предрассветное.Синее.Раннее.
И летающих звёзд благодать.
Загадать бы какое желание,
Да не знаю, чего пожелать.
И летающих звёзд благодать.
Загадать бы какое желание,
Да не знаю, чего пожелать.
- Маня
- Читатель
- Сообщений: 57
- Зарегистрирован: 14:38:06, Вторник 04 Декабрь 2007
- Откуда: Россия-родина моя.Москва
Данита » 22:06:42, Среда 05 Декабрь 2007
Маня писал(а):Что касается того,почему он не очень хороший медик:я консультировалась со своим папой и он мне показал многие ошибки!
Маняша, можно вопрос? Ваш папа медик? Это очень интересно - для моейц коллекции, раскажите, прошу, об ошибках, на которые указала Ваш папа? Дело в том, что я собираю все эти нестыковки, и могла что-то упустить из книги Маслова!
-
Данита - Супер-Профи
- Сообщений: 6400
- Зарегистрирован: 17:14:58, Четверг 02 Март 2006
Маня » 23:05:37, Среда 05 Декабрь 2007
Можно я завтра напишу.А то поздновато уже!
Предрассветное.Синее.Раннее.
И летающих звёзд благодать.
Загадать бы какое желание,
Да не знаю, чего пожелать.
И летающих звёзд благодать.
Загадать бы какое желание,
Да не знаю, чего пожелать.
- Маня
- Читатель
- Сообщений: 57
- Зарегистрирован: 14:38:06, Вторник 04 Декабрь 2007
- Откуда: Россия-родина моя.Москва
Маня » 13:10:00, Четверг 06 Декабрь 2007
Наташ,я её когда перечитаю,всё напишу!ОК?
Предрассветное.Синее.Раннее.
И летающих звёзд благодать.
Загадать бы какое желание,
Да не знаю, чего пожелать.
И летающих звёзд благодать.
Загадать бы какое желание,
Да не знаю, чего пожелать.
- Маня
- Читатель
- Сообщений: 57
- Зарегистрирован: 14:38:06, Вторник 04 Декабрь 2007
- Откуда: Россия-родина моя.Москва
Юлия М. » 01:41:02, Пятница 21 Декабрь 2007
Если ты действительно любишь Сергея Есенина, то прочитай все книги о нем. "Красную нить судьбы" тоже прочитай. Хотя это мерзостная книжица.
Но люблю тебя, родина кроткая!
А за что — разгадать не могу.
Весела твоя радость короткая
С громкой песней весной на лугу.
А за что — разгадать не могу.
Весела твоя радость короткая
С громкой песней весной на лугу.
-
Юлия М. - Супер-Профи
- Сообщений: 2421
- Зарегистрирован: 04:37:13, Воскресенье 02 Сентябрь 2007
- Откуда: Москва
Старуш-ка » 15:18:32, Понедельник 25 Февраль 2008
Этот текст хорошо известен
http://feb-web.ru/feb/esenin/texts/e72/e72-2216.htm
в Комментариях к ПСС читаем, что "на обороте доверенности рукой И. И. Есенина написан адрес: «Столешников пер., дом № 5, кв. 15. Козлову / И. Есенину».
В книге В.Вдовина "Факты - вещь упрямая" приведены воспоминания вот этого самого вышеупомянутого Козлова.
Переппечатываю вместе с предисловием В.Вдовина.
ВСТРЕЧИ С СЕРГЕЕМ ЕСЕНИНЫМ
<Предисловие к воспоминаниям В.П. Козлова>
Время неумолимо, и с каждым днем становится все меньше и меньше тех, кто встречался с С.А. Есениным, общался с ним. А между тем их свидетельства обогащают наши представления о личности поэта. И для каждого исследователя новый документ, связанный с жизнью Есенина, его окружением, реалиями быта, — это подлинная находка, скромная награда в постоянном поиске.
11 апреля 1980 года в «Литературной России» были опубликованы мои заметки «Новое о Сергее Есенине». В них цитировались строки из воспоминаний В.П. Козлова о поэте. Написанные после смерти Есенина, они вот уже более полувека хранятся в Отделе рукописей Института мировой литературы АН СССР имени А.М. Горького.
Кто он, автор воспоминаний? Жив ли? Как разыскать его? Вскоре после моей публикации раздался звонок — у телефона Василий Петрович Козлов!.. Вот уж неожиданная радость! Мы встретились с ним.
Василий Петрович живет в Москве, ему 76 лет. Прожита большая, интересная жизнь. Ученик мастера на текстильной фабрике, комсомолец с января 1919 года, доброволец Красной Армии, работал вместе с Николаем Ильичом Подвойским. Затем — рабфак, институт, работа в Наркомфине СССР. Был он и директором 1-го механического завода, работал на руководящих должностях в различных государственных и научных учреждениях. Сейчас он персональный пенсионер.
Воспоминания В.П. Козлова, которые сегодня публикует «Литературная Россия», имеют несомненную ценность. В них приведены суждения Есенина, дополняющие его высказывания о Маяковском, Казине и других поэтах, в них — правдивые штрихи бытовой обстановки последнего года жизни Есенина.
<Ниже следует текст воспоминаний В.П. Козлова.>
Весной этого года я отдыхал в подмосковном санатории. Просматривая по обыкновению утреннюю почту, я прочитал в «Литературной России» очерк Виталия Вдовина «Новое о Сергее Есенине». Прочитал, и меня охватило радостное волнение: цитировались отрывки из найденных в архиве воспоминаний о Есенине, написанных мною... 54 года тому назад.
Так я встретился со своей юностью... И вот я вновь в двадцатых годах и мысленно переношусь к дорогим воспоминаниям...
Многое стерлось в памяти, но воспоминания, написанные в 1926 году, теперь лежат передо мной, воскрешая не только факты, но и интонации речи, подробности, которые так отчетливо врезались в мою память в те дни.
Учась на рабфаке, я не переставал писать стихи и все время думал, как встретиться с Сергеем Есениным.
А жил я в Столешниковом переулке в доме № 5, квартире 15 и был членом домоуправления Жилтоварищества. В этом же доме проживали Иван Васильевич Грузинов и Владимир Алексеевич Гиляровский.
Однажды, летом 1925 года, я пришел к Грузинову и застал у него много гостей — писателей. Они вели разговор об имажинизме. Не скрою, мне тогда трудно было уяснить суть споров. Помню, говорили о Николае Клюеве, Василии Казине, Петре Орешине. Особо выделяли поэзию Есенина и Маяковского.
Когда все ушли, я сказал Грузинову, что мне очень хотелось бы встретиться с Сергеем Есениным.
— Ты работаешь в домоуправлении, я полагаю, что при твоей поддержке мы сумеем найти в нашем доме комнату для Есенина? — спросил меня Иван Васильевич.
— У нас есть две комнаты, которые можно сдать, — ответил я, — но там нет окон.
Совсем небольшие комнаты освещались через фонарное остекление потолка, так что свет дневной в них все же был. Захочет ли Есенин здесь поселиться? Своими сомнениями я поделился с Грузиновым. Тот улыбнулся в ответ и заметил:
— Поедет, да еще с какой охотой, ты Сергея не знаешь, он — человек свой.
Мы установили день, когда должен был прийти Есенин смотреть комнаты.
...И вот наконец раздался звонок... Четыре звонка... Это ко мне. Я быстро выбежал открывать дверь. Первым входит Иван Грузинов со словами:
— Ну вот мы и пришли, да целой оравой.
Вошли в комнату — пять человек!
— А это вот сам Сергей Есенин, — проговорил Грузинов.
Я протянул Есенину руку и крепко пожал. Помню, он был в сером костюме, с небрежно повязанным галстуком. Наверное, в тот момент для меня перестали существовать все, пришедшие с ним.
— Я — известный юморист Сахаров, — назвался один из них, — а вот — знаменитый поэт (это был Василий Наседкин), ну а это есть вся Рязань и губерния дяди Есенина.
Он показал на деревенского мужичка — бородатого, в коротком пиджаке, в лаптях.
Есенин сел у стола, снял шляпу. На шутки Сахарова мягко улыбался.
— Ну, что же, товарищ Козлов, — обратился ко мне Есенин, — сумеем договориться?
— Думаю, что да.
Я предложил написать заявление, дал лист бумаги, он небрежно оторвал маленький кусок от листа.
— А что писать? — спросил Есенин.
Все засмеялись. Сахаров пошутил:
— Пиши, Сергей, стихами. Деньги получишь, а для Жилтоварищества память.
— В Жилтоварищество № 191... — подсказал я.
Есенин продолжал дальше, начав с просьбы: «Прошу Правление Жилтоварищества предоставить мне с семьей в три человека две фонарные комнаты. На условия ваши согласен. Нуждаюсь. С. Есенин».
Я предложил ему осмотреть жилье.
Есенин заметил, что в комнатах пахнет сыростью, а потом улыбнулся:
— Ну, пошли, достаточно, посмотрели.
Вышли на улицу.
Есенин и его друзья попрощались со мной и пошли по направлению к Моссовету. Я бросился их догонять. Слукавил, сказав, что мне тоже нужно идти в этом направлении. Уж очень хотелось мне тогда подольше побьть с Есениным.
Свернули по улице Дмитровке влево, остановились у трамвайной остановки.
— Передавай, что жив и здоров, — сказал Есенин, обращаясь к рязанскому мужичку.
— Приезжай, Сережа.
— Хорошо, привет всем, — ответил Сергей.
Медленно пошли по улице Дмитровке, свернули по направлению к Тверской и пошли по Моховой.
— Слушайте, ребята, — проговорил Есенин, — быть может, зайдем выпьем квасу?
Зашли в ресторан, заказали две бутылки квасу. Разговорились о современных поэтах.
— Песенка Мариенгофа спета, Шершеневич тоже скатился. Глубокие надежды питаю на Василия Казина... Маяковский большой талант, его поймут позже, — говорил Есенин.
Незаметно тема разговора изменилась. Сахаров неожиданно сказал:
— Нашел тебе, Сережа, невесту и женим.
Есенин улыбнулся. Осмелев, я тоже вступил в разговор и даже посо¬ветовал Есенину жениться на крестьянской девушке и на аэроплане боль¬ше не летать.
— Женюсь, скоро женюсь, — как-то неуверенно ответил Есенин.
В то время я, конечно, не знал об отношениях Есенина с Софьей Андреевной Толстой — внучкой великого писателя, которая вскоре стала его женой. А свою тогдашнюю смелость объясняю молодостью.
Сахаров приподнял скатерть со стола, за которым все мы сидели. На крышке его торцовой части было вырезано: «Сергей Есенин».
— Сергей, видишь?
Есенин взглянул.
— Это стол из кафе «Домино», — сказал он, — вырезал на память художник, который умер.
Расплатившись, вышли на улицу. Есенин с Сахаровым спешили в кино, а мы с Грузиновым пошли домой.
На другой день я встретил Гиляровского (он обычно рано утром вы¬ходил на прогулку) и рассказал ему, что мы с Грузиновым решили помочь Сергею Есенину получить жилье. Гиляровский был обрадован:
— Вася, дай Бог, чтобы Сережа пожил в нашем доме, это же память на века, — и добавил: — Зайди ко мне, расскажи, как сложатся дела.
Впоследствии все мои попытки разыскать это заявление Есенина в Жилтоварищество остались безрезультатными...
Однажды мне передали оставленную Есениным записку, в которой он писал: «Товарищ Козлов, был у тебя, дома не оказалось, звони мне по телефону 4-91-53». Был поздний час, и я не решился его беспокоить.
На другой день, придя на рабфак, я с гордостью показывал записку своим товарищам. Но каково же было мое разочарование, когда мне не поверили, что я знаком с Есениным, имя которого уже в то время становилось легендарным.
В тот же день я позвонил Есенину и говорил с ним по телефону. Есенин ответил, что занят и встретиться со мной не может. После этого разговора я еще несколько раз звонил ему. Обычно мне отвечали, что он спит. Тогда я воспринимал это как нежелание Есенина встретиться со мной. Молодость наивна и категорична в своих суждениях. Но вскоре я узнал от его брата Ильи, что «спит» — это значит пишет стихи. Теперь, по прошествии более полувека, я хорошо понимаю, как мало было свободного времени у Есенина. Но тогда я настойчиво добивался обещанной мне встречи, и разговор по телефону все-таки состоялся.
Есенин извинился и попросил отложить нашу беседу на месяц, так как едет в Баку. Это было 25 июля 1925 года.
— Буду очень рад побеседовать, — говорил он, — ведь я знаю, в чем дело.
Долго хранил я записку Есенина, но, видимо, она пропала в период войны, как и другие мои рукописные материалы.
По возвращении Есенина с Кавказа я вновь стал позванивать ему. Настойчивость моя была вознаграждена. Я был приглашен на квартиру к поэту. Встреча была назначена на семь часов вечера. Весь день я жил ожиданием встречи. Задолго до назначенного часа пришел на Остоженку и, волнуясь, ходил по улице. Время тянулось необычайно медленно... Я вошел в парадное, быстро взбежал по лестнице... «Квартира № 8... С.А. Толстая». Звоню. Открывается дверь.
— Простите, Сергей Александрович дома? — спросил я.
— Только что вышел, — ответила мне высокая дама.
Из комнаты раздался голос: «Ваша фамилия товарищ Козлов?»
— Да, — ответил я.
Мне предложили пройти в комнату и сказали, что через десять минут Есенин вернется.
Это был брат Есенина — Илья, с которым вскоре мы подружились (в декабре 1925 года он некоторое время жил у меня на квартире).
Минут через пятнадцать вошел Есенин. Глаз его не было видно, волосы, выбиваясь из-под цилиндра, закрывали лицо, на руке была пушкинская накидка. Я понял, что Есенин куда-то собрался идти и разговор о стихах вряд ли состоится. Так оно и получилось.
— Сегодня у нас свидание плохое, — сказал Есенин, — сейчас должен ехать...
Он говорил о своих планах, о том, что хочет готовить переписку Андрея Белого и Александра Блока.
— Люби литературу, — произнес Есенин, обращаясь ко мне.
Не рискуя напоминать о своих стихах, я спросил Есенина о стихах Ивана Грузинова.
— Умный, только рифма не дается, он делает это сознательно, — ответил Есенин.
Я понял, что дальше задерживать Есенина нельзя, взял папку своих стихов, извинившись, стал прощаться.
— Я помогу, зайдешь, — сказал Есенин.
Следующая моя встреча с Есениным произошла на той же квартире Толстой.
Когда я пришел к Есенину, у него был Василий Наседкин, сидели, пили чай. Есенин познакомил меня с Софьей Андреевной. Оказалось, что они собирались в кино. Минут через десять Есенин вышел и сел за стол, предложил мне стакан чая. Я отказался.
— Стихи принес? — спросил он.
— Да, — ответил я, и мурашки пробежали по моему телу.
— Я их просмотрю, товарищ Козлов, не беспокойся, — сказал он и предложил пойти с ними.
На улице было скользко. Я взял Сергея под руку, Софья Андреевна с Василием Наседкиным шли сзади нас.
— Если помнишь стихи, прочти, я послушаю, — сказал Есенин.
Я был рад, но предупредил, что читаю неважно.
— Лишь бы хорошо были написаны, — проговорил он.
Я начал читать стихи о деревне и природе.
— А знаешь, — медленно произнес Есенин, — мне очень нравится деревня... Ты не торопись, товарищ Козлов, я помогу, ведь я старше тебя на десять лет...
Вскоре я опять ему позвонил. Мне сообщили, что Есенин лег в больницу. От Ильи, который жил в то время у меня, я узнал, что дела у Есенина неважные. Он очень нездоров. Больно сжалось сердце. Хотел я попасть к нему в больницу, но не удалось. На второй день Рождества я позвонил к нему на квартиру, и Софья Андреевна ответила, что Есенин из больницы выписался и уехал в Ленинград. Голос ее был тревожным...
Через несколько дней, как гром, разнеслась по стране весть о смерти поэта.
Воспоминания о встречах с Есениным всю жизнь согревают меня. Ина фронте в годы Великой Отечественной войны я не раз читал стихи Есенина в минуты коротких привалов, и сегодня Есенин остается для меня самым любимым поэтом.
Литературная Россия. М., 1980. 3 окт. № 40. С. 20.
http://feb-web.ru/feb/esenin/texts/e72/e72-2216.htm
в Комментариях к ПСС читаем, что "на обороте доверенности рукой И. И. Есенина написан адрес: «Столешников пер., дом № 5, кв. 15. Козлову / И. Есенину».
В книге В.Вдовина "Факты - вещь упрямая" приведены воспоминания вот этого самого вышеупомянутого Козлова.
Переппечатываю вместе с предисловием В.Вдовина.
ВСТРЕЧИ С СЕРГЕЕМ ЕСЕНИНЫМ
<Предисловие к воспоминаниям В.П. Козлова>
Время неумолимо, и с каждым днем становится все меньше и меньше тех, кто встречался с С.А. Есениным, общался с ним. А между тем их свидетельства обогащают наши представления о личности поэта. И для каждого исследователя новый документ, связанный с жизнью Есенина, его окружением, реалиями быта, — это подлинная находка, скромная награда в постоянном поиске.
11 апреля 1980 года в «Литературной России» были опубликованы мои заметки «Новое о Сергее Есенине». В них цитировались строки из воспоминаний В.П. Козлова о поэте. Написанные после смерти Есенина, они вот уже более полувека хранятся в Отделе рукописей Института мировой литературы АН СССР имени А.М. Горького.
Кто он, автор воспоминаний? Жив ли? Как разыскать его? Вскоре после моей публикации раздался звонок — у телефона Василий Петрович Козлов!.. Вот уж неожиданная радость! Мы встретились с ним.
Василий Петрович живет в Москве, ему 76 лет. Прожита большая, интересная жизнь. Ученик мастера на текстильной фабрике, комсомолец с января 1919 года, доброволец Красной Армии, работал вместе с Николаем Ильичом Подвойским. Затем — рабфак, институт, работа в Наркомфине СССР. Был он и директором 1-го механического завода, работал на руководящих должностях в различных государственных и научных учреждениях. Сейчас он персональный пенсионер.
Воспоминания В.П. Козлова, которые сегодня публикует «Литературная Россия», имеют несомненную ценность. В них приведены суждения Есенина, дополняющие его высказывания о Маяковском, Казине и других поэтах, в них — правдивые штрихи бытовой обстановки последнего года жизни Есенина.
<Ниже следует текст воспоминаний В.П. Козлова.>
Весной этого года я отдыхал в подмосковном санатории. Просматривая по обыкновению утреннюю почту, я прочитал в «Литературной России» очерк Виталия Вдовина «Новое о Сергее Есенине». Прочитал, и меня охватило радостное волнение: цитировались отрывки из найденных в архиве воспоминаний о Есенине, написанных мною... 54 года тому назад.
Так я встретился со своей юностью... И вот я вновь в двадцатых годах и мысленно переношусь к дорогим воспоминаниям...
Многое стерлось в памяти, но воспоминания, написанные в 1926 году, теперь лежат передо мной, воскрешая не только факты, но и интонации речи, подробности, которые так отчетливо врезались в мою память в те дни.
Учась на рабфаке, я не переставал писать стихи и все время думал, как встретиться с Сергеем Есениным.
А жил я в Столешниковом переулке в доме № 5, квартире 15 и был членом домоуправления Жилтоварищества. В этом же доме проживали Иван Васильевич Грузинов и Владимир Алексеевич Гиляровский.
Однажды, летом 1925 года, я пришел к Грузинову и застал у него много гостей — писателей. Они вели разговор об имажинизме. Не скрою, мне тогда трудно было уяснить суть споров. Помню, говорили о Николае Клюеве, Василии Казине, Петре Орешине. Особо выделяли поэзию Есенина и Маяковского.
Когда все ушли, я сказал Грузинову, что мне очень хотелось бы встретиться с Сергеем Есениным.
— Ты работаешь в домоуправлении, я полагаю, что при твоей поддержке мы сумеем найти в нашем доме комнату для Есенина? — спросил меня Иван Васильевич.
— У нас есть две комнаты, которые можно сдать, — ответил я, — но там нет окон.
Совсем небольшие комнаты освещались через фонарное остекление потолка, так что свет дневной в них все же был. Захочет ли Есенин здесь поселиться? Своими сомнениями я поделился с Грузиновым. Тот улыбнулся в ответ и заметил:
— Поедет, да еще с какой охотой, ты Сергея не знаешь, он — человек свой.
Мы установили день, когда должен был прийти Есенин смотреть комнаты.
...И вот наконец раздался звонок... Четыре звонка... Это ко мне. Я быстро выбежал открывать дверь. Первым входит Иван Грузинов со словами:
— Ну вот мы и пришли, да целой оравой.
Вошли в комнату — пять человек!
— А это вот сам Сергей Есенин, — проговорил Грузинов.
Я протянул Есенину руку и крепко пожал. Помню, он был в сером костюме, с небрежно повязанным галстуком. Наверное, в тот момент для меня перестали существовать все, пришедшие с ним.
— Я — известный юморист Сахаров, — назвался один из них, — а вот — знаменитый поэт (это был Василий Наседкин), ну а это есть вся Рязань и губерния дяди Есенина.
Он показал на деревенского мужичка — бородатого, в коротком пиджаке, в лаптях.
Есенин сел у стола, снял шляпу. На шутки Сахарова мягко улыбался.
— Ну, что же, товарищ Козлов, — обратился ко мне Есенин, — сумеем договориться?
— Думаю, что да.
Я предложил написать заявление, дал лист бумаги, он небрежно оторвал маленький кусок от листа.
— А что писать? — спросил Есенин.
Все засмеялись. Сахаров пошутил:
— Пиши, Сергей, стихами. Деньги получишь, а для Жилтоварищества память.
— В Жилтоварищество № 191... — подсказал я.
Есенин продолжал дальше, начав с просьбы: «Прошу Правление Жилтоварищества предоставить мне с семьей в три человека две фонарные комнаты. На условия ваши согласен. Нуждаюсь. С. Есенин».
Я предложил ему осмотреть жилье.
Есенин заметил, что в комнатах пахнет сыростью, а потом улыбнулся:
— Ну, пошли, достаточно, посмотрели.
Вышли на улицу.
Есенин и его друзья попрощались со мной и пошли по направлению к Моссовету. Я бросился их догонять. Слукавил, сказав, что мне тоже нужно идти в этом направлении. Уж очень хотелось мне тогда подольше побьть с Есениным.
Свернули по улице Дмитровке влево, остановились у трамвайной остановки.
— Передавай, что жив и здоров, — сказал Есенин, обращаясь к рязанскому мужичку.
— Приезжай, Сережа.
— Хорошо, привет всем, — ответил Сергей.
Медленно пошли по улице Дмитровке, свернули по направлению к Тверской и пошли по Моховой.
— Слушайте, ребята, — проговорил Есенин, — быть может, зайдем выпьем квасу?
Зашли в ресторан, заказали две бутылки квасу. Разговорились о современных поэтах.
— Песенка Мариенгофа спета, Шершеневич тоже скатился. Глубокие надежды питаю на Василия Казина... Маяковский большой талант, его поймут позже, — говорил Есенин.
Незаметно тема разговора изменилась. Сахаров неожиданно сказал:
— Нашел тебе, Сережа, невесту и женим.
Есенин улыбнулся. Осмелев, я тоже вступил в разговор и даже посо¬ветовал Есенину жениться на крестьянской девушке и на аэроплане боль¬ше не летать.
— Женюсь, скоро женюсь, — как-то неуверенно ответил Есенин.
В то время я, конечно, не знал об отношениях Есенина с Софьей Андреевной Толстой — внучкой великого писателя, которая вскоре стала его женой. А свою тогдашнюю смелость объясняю молодостью.
Сахаров приподнял скатерть со стола, за которым все мы сидели. На крышке его торцовой части было вырезано: «Сергей Есенин».
— Сергей, видишь?
Есенин взглянул.
— Это стол из кафе «Домино», — сказал он, — вырезал на память художник, который умер.
Расплатившись, вышли на улицу. Есенин с Сахаровым спешили в кино, а мы с Грузиновым пошли домой.
На другой день я встретил Гиляровского (он обычно рано утром вы¬ходил на прогулку) и рассказал ему, что мы с Грузиновым решили помочь Сергею Есенину получить жилье. Гиляровский был обрадован:
— Вася, дай Бог, чтобы Сережа пожил в нашем доме, это же память на века, — и добавил: — Зайди ко мне, расскажи, как сложатся дела.
Впоследствии все мои попытки разыскать это заявление Есенина в Жилтоварищество остались безрезультатными...
Однажды мне передали оставленную Есениным записку, в которой он писал: «Товарищ Козлов, был у тебя, дома не оказалось, звони мне по телефону 4-91-53». Был поздний час, и я не решился его беспокоить.
На другой день, придя на рабфак, я с гордостью показывал записку своим товарищам. Но каково же было мое разочарование, когда мне не поверили, что я знаком с Есениным, имя которого уже в то время становилось легендарным.
В тот же день я позвонил Есенину и говорил с ним по телефону. Есенин ответил, что занят и встретиться со мной не может. После этого разговора я еще несколько раз звонил ему. Обычно мне отвечали, что он спит. Тогда я воспринимал это как нежелание Есенина встретиться со мной. Молодость наивна и категорична в своих суждениях. Но вскоре я узнал от его брата Ильи, что «спит» — это значит пишет стихи. Теперь, по прошествии более полувека, я хорошо понимаю, как мало было свободного времени у Есенина. Но тогда я настойчиво добивался обещанной мне встречи, и разговор по телефону все-таки состоялся.
Есенин извинился и попросил отложить нашу беседу на месяц, так как едет в Баку. Это было 25 июля 1925 года.
— Буду очень рад побеседовать, — говорил он, — ведь я знаю, в чем дело.
Долго хранил я записку Есенина, но, видимо, она пропала в период войны, как и другие мои рукописные материалы.
По возвращении Есенина с Кавказа я вновь стал позванивать ему. Настойчивость моя была вознаграждена. Я был приглашен на квартиру к поэту. Встреча была назначена на семь часов вечера. Весь день я жил ожиданием встречи. Задолго до назначенного часа пришел на Остоженку и, волнуясь, ходил по улице. Время тянулось необычайно медленно... Я вошел в парадное, быстро взбежал по лестнице... «Квартира № 8... С.А. Толстая». Звоню. Открывается дверь.
— Простите, Сергей Александрович дома? — спросил я.
— Только что вышел, — ответила мне высокая дама.
Из комнаты раздался голос: «Ваша фамилия товарищ Козлов?»
— Да, — ответил я.
Мне предложили пройти в комнату и сказали, что через десять минут Есенин вернется.
Это был брат Есенина — Илья, с которым вскоре мы подружились (в декабре 1925 года он некоторое время жил у меня на квартире).
Минут через пятнадцать вошел Есенин. Глаз его не было видно, волосы, выбиваясь из-под цилиндра, закрывали лицо, на руке была пушкинская накидка. Я понял, что Есенин куда-то собрался идти и разговор о стихах вряд ли состоится. Так оно и получилось.
— Сегодня у нас свидание плохое, — сказал Есенин, — сейчас должен ехать...
Он говорил о своих планах, о том, что хочет готовить переписку Андрея Белого и Александра Блока.
— Люби литературу, — произнес Есенин, обращаясь ко мне.
Не рискуя напоминать о своих стихах, я спросил Есенина о стихах Ивана Грузинова.
— Умный, только рифма не дается, он делает это сознательно, — ответил Есенин.
Я понял, что дальше задерживать Есенина нельзя, взял папку своих стихов, извинившись, стал прощаться.
— Я помогу, зайдешь, — сказал Есенин.
Следующая моя встреча с Есениным произошла на той же квартире Толстой.
Когда я пришел к Есенину, у него был Василий Наседкин, сидели, пили чай. Есенин познакомил меня с Софьей Андреевной. Оказалось, что они собирались в кино. Минут через десять Есенин вышел и сел за стол, предложил мне стакан чая. Я отказался.
— Стихи принес? — спросил он.
— Да, — ответил я, и мурашки пробежали по моему телу.
— Я их просмотрю, товарищ Козлов, не беспокойся, — сказал он и предложил пойти с ними.
На улице было скользко. Я взял Сергея под руку, Софья Андреевна с Василием Наседкиным шли сзади нас.
— Если помнишь стихи, прочти, я послушаю, — сказал Есенин.
Я был рад, но предупредил, что читаю неважно.
— Лишь бы хорошо были написаны, — проговорил он.
Я начал читать стихи о деревне и природе.
— А знаешь, — медленно произнес Есенин, — мне очень нравится деревня... Ты не торопись, товарищ Козлов, я помогу, ведь я старше тебя на десять лет...
Вскоре я опять ему позвонил. Мне сообщили, что Есенин лег в больницу. От Ильи, который жил в то время у меня, я узнал, что дела у Есенина неважные. Он очень нездоров. Больно сжалось сердце. Хотел я попасть к нему в больницу, но не удалось. На второй день Рождества я позвонил к нему на квартиру, и Софья Андреевна ответила, что Есенин из больницы выписался и уехал в Ленинград. Голос ее был тревожным...
Через несколько дней, как гром, разнеслась по стране весть о смерти поэта.
Воспоминания о встречах с Есениным всю жизнь согревают меня. Ина фронте в годы Великой Отечественной войны я не раз читал стихи Есенина в минуты коротких привалов, и сегодня Есенин остается для меня самым любимым поэтом.
Литературная Россия. М., 1980. 3 окт. № 40. С. 20.
Слово изначально было тем ковшом, которым из ничего черпают живую воду. С.Есенин
-
Старуш-ка - Профи
- Сообщений: 1432
- Зарегистрирован: 10:25:00, Понедельник 28 Август 2006
Nika » 23:19:12, Понедельник 25 Февраль 2008
Старуш, спасибо! Интересные воспоминания, хоть и не особо содержательные, но искренние такие, бытовые... Читаешь, и как-то всё очень живо перед глазами встает!
Как же он все-таки неотразимо на людей действовал!
Везде-везде, почти у все одно и то же - Есенин моментально располагал к себе! И стар и млад ему покорялся. 
Воспоминания о встречах с Есениным всю жизнь согревают меня.
Как же он все-таки неотразимо на людей действовал!
Везде-везде, почти у все одно и то же - Есенин моментально располагал к себе! И стар и млад ему покорялся. -
Nika - Супер-Профи
- Сообщений: 4405
- Зарегистрирован: 22:35:52, Вторник 25 Июль 2006
- Откуда: Москва
perpetum » 14:32:28, Вторник 25 Март 2008
Не исключаю, что уже было у нас такое...
Просто нигде больше не встречала вроде упоминания, что был между ними какой третейский суд и разбирательства.
Лукницкий с сыном Сережей. Такой был симпатичный мальчик, а работать пошел все равно в органы.))
Пик Павла Лукницкого
22.01.1926
Вечером была у Замятиных, где Эфрос1 рассказывал о третейском суде
между имажинистами и Лавреневым за статью последнего о Есенине. (А я
присутствовал при разговоре Эфроса, в присутствии Лавренева, об этом же на
заседании президиума Союза писателей.) АА, зная, что Лавренев мой приятель,
говорит очень сдержанно, что он не настолько знает имажинистов - не был
близок с ними, чтоб так безапелляционно заявлять. Говорит, что Есенин не
таковский, чтоб его приятели загубили, что он сам плодил нечисть вокруг
себя, что, если б он не захотел, такой обстановки не было бы. Клюев же не
поддался такой обстановке! Клюев отошел от них. И Клюев, который с большим
правом мог бы написать статью, подобную лавреневской, не написал, однако.
Видимо, и он того мнения, что сам Есенин виноват в том, что вокруг него была
такая атмосфера.
И здесь - АА уже делает сравнение с Гумилевым - "Гумилев тоже плодил
вокруг себя нечисть сам: Г. Иванова, Оцупа и др. И конечно, не божья же
Есенин коровка, не овечка, чтобы можно было сказать: "Есенина загубили
мерзкие приятели"... Есенин сам хотел и искал таких приятелей. Он мог бы
искать и других, а он этого не сделал..."
26.01.1926
М. К. Грюнвальд спрашивала о причинах смерти Есенина. АА объяснила ее
скопившимися и столпившимися в душе Есенина противоречиями, волей к гибели,
вернее - силой к гибели. Там заговорили о "язве", разъедавшей Есенина... И
Маргарита Константиновна спросила о Н. Тихонове - что АА думает о нем,
намекая на то, что у Тихонова тоже есть такое предрасположение и есть
душевная такая язва. АА и Губер (который был у Грюнвальд) не дали
распространяться дальше и вступились за Тихонова. АА сказала, что любит
Тихонова, что он хороший, бодрый человек и что решительно ничего общего с
Есениным она в нем не находит. А тон у грюнвальдовских гостей был такой, как
будто они хотели заявить, что пьянство и прочие язвы и мысли о самоубийстве
- это вообще "патент, взятый поэтом!..".
Просто нигде больше не встречала вроде упоминания, что был между ними какой третейский суд и разбирательства.
Лукницкий с сыном Сережей. Такой был симпатичный мальчик, а работать пошел все равно в органы.))
Пик Павла Лукницкого
**********************
Удачи!
Удачи!
-
perpetum - Супер-Профи
- Сообщений: 3187
- Зарегистрирован: 00:26:06, Пятница 22 Декабрь 2006
- Откуда: Москва
perpetum » 15:52:17, Вторник 25 Март 2008
Немного не в тему, может быть. Но посмотрите как сравнительно легко добился сын Лукницкого - Сергей Павлович реабилитации ГУМИЛЕВА, которым типа всю жизнь занимался его отец...
ПИШЕТ С.П. ЛУКНИЦКИЙ
В 1989 году, когда Гумилева запели уже с эстрады, я осторожно напомнил о гласности и понял, что час пробил. Я предложил Председателю правления Советского фонда культуры академику Д.С.Лихачеву, у которого в то время работал, обратиться в КГБ СССР для реабилитации Гумилева. Лихачев сказал: "Да, только напишите письмо, я его подпишу".
Письмо привожу полностью.
Из КГБ СССР позвонил офицер В.С. Василенко и попросил меня приехать в
любое удобное для меня время знакомиться с делом Гумилева. Мы с матушкой пошутили, что впервые звонок из этой организации принес
радость. Был день рождения моего отца.
И вот я в Прокуратуре СССР, в соответствующем управлении читаю "дело"
и... делаю записи. И никто меня не подгоняет, и очень доброжелательно
подсказывают те нюансы, которые я могу не заметить или не знаю, впрочем,
касающиеся скорее невиновности Гумилева, чем его вины. Не могу не вспомнить в связи с этим заместителя начальника управления
обаятельную Л.Ф. Космарскую. Она же показала мне такое письмо.
Просто демократия какая-то))) Одного письма хватило, чтобы всё так удачно сложилось
Почему с Есениным всё по-другому?..
Хотя есть общие места с делом ЕСенина. Общая манера клепания дела. Как пишет Лукницкий, на половине документом не было ни дат, ни подписей. А поставления о расстреле не было как такового. Были лишь чья-то протокольная резолюция. Значит, они так и работали. Ничего сверхъестественного...
ПИШЕТ С.П. ЛУКНИЦКИЙ
В 1989 году, когда Гумилева запели уже с эстрады, я осторожно напомнил о гласности и понял, что час пробил. Я предложил Председателю правления Советского фонда культуры академику Д.С.Лихачеву, у которого в то время работал, обратиться в КГБ СССР для реабилитации Гумилева. Лихачев сказал: "Да, только напишите письмо, я его подпишу".
Письмо привожу полностью.
Председателю КГБ СССР
тов. Крючкову В.А.
Уважаемый Владимир Александрович!
Советский фонд культуры в рамках программы "Возвращение забытых имен"
способствовал изданию произведений выдающегося русского поэта Н.С. Гумилева,
репрессированного в 1921 году. Стихотворения его опубликованы практически во
всех толстых журналах, а книги вышли только за последние два года в
"Советском писателе", "Мерани", "Современнике", "Художественной литературе",
"Книге" и других издательствах. Произведения Н.С. Гумилева вошли в программу
высших учебных заведений.
В ряде издательств подготовлена к изданию биография поэта, написанная
по архивным материалам, как правило, из личных собраний.
Однако в оценке последних дней его жизни и преступления, им
совершенного или не совершенного, документы расходятся.
К сожалению, уточнить действительную винуН.С. Гумилева без Вашей помощи
не представляется возможным, ибо и К.М. Симонов, и Г.А.Терехов, давшие
противоположные оценки, умерли.
Прошу Вас дать распоряжение ознакомить ответственного сотрудника
Советского фонда культуры Лукницкого Сергея Павловича с делом "Таганцевского
заговора" в той его части, которая касается Н.С. Гумилева, и, возможно,
ходатайствовать перед Прокуратурой СССР о его реабилитации. С Прокуратурой
СССР (т. Абрамов И.П.) вопрос согласован...
И.П. Абрамову, заместителю Генерального прокурора СССР я позвонил сам.
Он только что пришел в прокуратуру из расформированного 5 Главного
управления КГБ и был готов делать добрые дела, а потому не отказал.
...С уважением
Д.С. Лихачев
12 октября 1989 г.
Из КГБ СССР позвонил офицер В.С. Василенко и попросил меня приехать в
любое удобное для меня время знакомиться с делом Гумилева. Мы с матушкой пошутили, что впервые звонок из этой организации принес
радость. Был день рождения моего отца.
И вот я в Прокуратуре СССР, в соответствующем управлении читаю "дело"
и... делаю записи. И никто меня не подгоняет, и очень доброжелательно
подсказывают те нюансы, которые я могу не заметить или не знаю, впрочем,
касающиеся скорее невиновности Гумилева, чем его вины. Не могу не вспомнить в связи с этим заместителя начальника управления
обаятельную Л.Ф. Космарскую. Она же показала мне такое письмо.
Председателю правления
Советского фонда культуры
народному депутату СССР
т. Лихачеву Д.С.
Уважаемый Дмитрий Сергеевич!
Сообщаем, что просьба Советского фонда культуры об ознакомлении с
материалами архивного уголовного дела на Гумилева Н.С., рассмотрена нами
совместно с Прокуратурой СССР (тов. Абрамов И.П.) и по ней принято
положительное решение. Для работы с указанными документами сотруднику Вашего
Фонда т. Лукницкому С.П. следует обратиться в Прокуратуру СССР, где в
настоящее время находится дело на Гумилева Н.С.
С уважением
Председатель Комитета
государственной безопасностиВ. Крючков
Просто демократия какая-то))) Одного письма хватило, чтобы всё так удачно сложилось
Почему с Есениным всё по-другому?..Хотя есть общие места с делом ЕСенина. Общая манера клепания дела. Как пишет Лукницкий, на половине документом не было ни дат, ни подписей. А поставления о расстреле не было как такового. Были лишь чья-то протокольная резолюция. Значит, они так и работали. Ничего сверхъестественного...
"Заключение по делу в"-- 2534 гр. Гумилева Николая
Станиславовича (зачеркнуто, написано сверху чернилами "Степановича" - авт.)
обвиняемого в причастности к контрреволюционной организации Таганцева
(Петроградской боевой организации) и связанных с ней организаций и групп.
Следствием установлено, что дело гр. Гумилева Николая Станиславовича
(зачеркнуто, написано сверху чернилами "Степановича" - авт.) 35 лет,
происходит из дворян, проживающего в г. Петрограде, угол Невского и Мойки в
Доме искусств, поэт, женат, беспартийный, окончил высшее учебное заведение,
филолог, член комиссии издательства Всемирной литературы, возникло на
основании показаний Таганцева от 6.8.1921 г., в котором он показывает
следующее:
"Гражданин Гумилев утверждал курьеру финской контрразведки
Герману, что он, Гумилев, связан с группой интеллигентов, которой последний
может распоряжаться и которая в случае выступления готова выйти на улицу для
активной борьбы с большевиками, но желал бы иметь в распоряжении некоторую
сумму для технических надобностей. Чтоб проверить надежность Гумилева
организация Таганцева командировала члена организации гр. Шведова для
ведения окончательных переговоров с гр. Гумилевым. Последний взял на себя
оказать активное содействие в борьбе с большевиками и составлении
прокламаций контрреволюционного характера. На расходы Гумилеву было выдано
200 000 рублей советскими деньгами и лента для пишущей машинки.
В своих показаниях гр. Гумилев подтверждает вышеуказанные против него
обвинения и виновность в желании оказать содействие контрреволюционной
организации Таганцева, выразив в подготовке кадра интеллигентов для борьбы с
большевиками и в сочинении прокламаций контрреволюционного характера.
Признает своим показанием гр. Гумилев подтверждает получку денег от
организации в сумме 200 000 рублей для технических надобностей.
В своем первом показании гр. Гумилев совершенно отрицал его
причастность к контрреволюционной организации и на все заданные вопросы
отвечал отрицательно.
Виновность в контрреволюционной организации гр. Гумилева Н.Ст. на
основании протокола Таганцева и его подтверждения вполне доказана.
На основании вышеизложенного считаю необходимым применить по отношению
к гр. Гумилеву Николаю Станиславовичу как явному врагу народа и рабоче-крестьянской революции высшую меру
наказания - расстрел.
Следователь Якобсон (подпись синим карандашом - авт .)
Оперуполномоченный ВЧК (подпись отсутствует - авт. )".
И еще один документ, вокруг которого было столько легенд:
"В Президиум Петроградской губернской
Чрезвычайной комиссии
Председатель Петроградского отделения Всероссийского союза поэтов, член
редакционной коллегии государственного издательства "Всемирная литература",
член Высшего совета Дома искусств, член комитета Дома литераторов,
преподаватель пролеткульта, профессор Российского института истории искусств
Николай Степанович Гумилев арестован по ордеру Губ.Ч.К. в начале текущего
месяца.
Ввиду деятельного участия Н.С.Гумилева во всех указанных учреждениях и
высокого его значения для русской литературы нижепоименованные учреждения
ходатайствуют об освобождении Н.С.Гумилева под их поручительство.
Председатель Петроградского отдела
Всероссийского Союза писателейА.Л.Волынский
Товарищ председателя Петроградского
отделения Всероссийского Союза поэтовМ.Лозинский
Председатель коллегии по управлению
Домом литераторовБ.Харитон
Председатель Пролеткульта А.Маширов
Председатель Высшего совета Дома
искусств (машинопись - авт.) М.Горький
Член издательской коллегии
"Всемирной литературы"Ив.М.
(машинопись - авт.)(неразборчиво - авт.)...
**********************
Удачи!
Удачи!
-
perpetum - Супер-Профи
- Сообщений: 3187
- Зарегистрирован: 00:26:06, Пятница 22 Декабрь 2006
- Откуда: Москва
Старуш-ка » 20:35:37, Воскресенье 02 Ноябрь 2008
Дополнение к воспоминаниям П.С. Гнилосыровой:
«Прошло пять лет. Летом 1917 года я была переведена в школу села Заборье, что находится за Солотчей, и в тот год до начала занятий жила у родителей в Рязани. Однажды со своей подругой Дмитриевской и ее братом я пошла в кинотеатр « Дарьялы" (находился на ул. Почтовой). В фойе кинотеатра Дмитрий, брат моей подруги, он обратил наше внимание на молодого мужчину в пальто и шляпе, пристально разглядывавшего меня из толпы. Я осталась в недоумении, потому что не знала его. Вскоре я поехала в Волхону сдавать свои школьные дела и там случайно встретилась с Есениным.
Он был элегантно и необыкновенно обаятелен. Что-то помешало этой встрече, и она была короткой. Есенин лишь успел сказать, что видел меня в Рязани в кинотеатре «Дарьялы». Так вот кто смотрел на меня!» (из книги Ю.Блудов. "Сергей Есенин в городе Рязани")
«Прошло пять лет. Летом 1917 года я была переведена в школу села Заборье, что находится за Солотчей, и в тот год до начала занятий жила у родителей в Рязани. Однажды со своей подругой Дмитриевской и ее братом я пошла в кинотеатр « Дарьялы" (находился на ул. Почтовой). В фойе кинотеатра Дмитрий, брат моей подруги, он обратил наше внимание на молодого мужчину в пальто и шляпе, пристально разглядывавшего меня из толпы. Я осталась в недоумении, потому что не знала его. Вскоре я поехала в Волхону сдавать свои школьные дела и там случайно встретилась с Есениным.
Он был элегантно и необыкновенно обаятелен. Что-то помешало этой встрече, и она была короткой. Есенин лишь успел сказать, что видел меня в Рязани в кинотеатре «Дарьялы». Так вот кто смотрел на меня!» (из книги Ю.Блудов. "Сергей Есенин в городе Рязани")
Слово изначально было тем ковшом, которым из ничего черпают живую воду. С.Есенин
-
Старуш-ка - Профи
- Сообщений: 1432
- Зарегистрирован: 10:25:00, Понедельник 28 Август 2006
Кто сейчас на форуме
Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 22