Виктория Тищенко » 12:12:29, Пятница 06 Июль 2012
****
Эпиграф: Скинув шапки, молясь и вздыхая,
говорили промеж мужики:
«Колосилась-то ярь неплохая,
да сгубили сухие деньки"
Сергей Есенин
Будут кровью выхаркивать зори
хрип предсмертный скатившихся душ.
Пусть немного, но все-таки зерен
прорастет сквозь скрипучую сушь.
В метрах лайкры, а, может, картонки –
о, места бензопил и берез! –
к нам придут молодые потомки
на почти что истлевший погост.
Что расскажем им в завтрашних рощах
с шейкой раковой листьев в ветвях?
Пару книжечек, жалких и тощих,
мы сожмем в наших темных гробах.
О неверии в нас вспоминая,
скажут, видя крестов косяки:
«Колосилась-то ярь неплохая,
да сгубили сухие деньки...».
***
Всё имеет предел... Даже точкам сорвавшихся звезд
пишет небо дожди эпитафий.
Отчего у великих людей, повторю бесконечно вопрос,
запятые в конце биографий?
В котлован безымянный был брошен – следа не найдешь... –
светлый Моцарт... О, бедность всё смеет!..
И загадкой:
сам в петлю шагнул или петлей был пойман под нож
век чела – русский Моцарт – Есенин...
Если смерть не ясна – смерти нет. А слезы живых –
соль любви – продолжение жизни...
Что ж, гадай – не гадай...
Может, шаря в ошметках шершавой шаманки-листвы,
мы устроим сеанс спиритизма?
Клохчет курицей осень, сердя слишком серую ночь.
Дождь – седой графоман –
бьет по крышам безмедным безмерно.
Только ветер с податливых ветел цедит в чуткое ухо-окно:
«Не ищите могилы бессмертных...»
САЛФЕТКА
Зеленая ветка, растущее благо,
глотая нектар грозового озона,
взрослела и знала, что станет бумагой,
не просто бумагой - бумагой особой.
Отменной, отборной. И вечером черным
под облаком-шапкою мягкого света
хранить будет формулы смелых ученых,
а, может быть, мудрые мысли поэта.
Но смысл и домысел - разные силы.
Кто станет считаться с ничтожною веткой?
Решил сортировщик надежд древесинных,
что быть этой ветке обычной салфеткой.
Салфеткой... Хранилищем тайным объедков...
Приставкой к салатам, нарезанным всуе.
И вместо чернил, темно-синих и едких,
покорнейше впитывать пьяные слюни.
Громады бумаги, белейшей и писчей,
лежали, как дальний несбыточный остров.
С презрением, вызванным новым обличьем,
ее провожали вчерашние сестры.
А позже - кабацкая вечная копоть.
Безликие ночи. Мышиные тени.
...На мятой салфетке, под крики и хохот,
две строчки дописывал дерзкий Есенин.